Разрушенные
Шрифт:
Два удара Зел не дали мне ничего.
Я оставил след крови за собой, когда вошел в гардеробную и расталкивал в стороны ряды черной одежды, чтобы дотянуться до безопасного тайника в задней части, втиснутого между вешалками, спрятанного кашемиром и хлопком. Я вбил четырнадцатизначный код и дверца открылась.
Моя старая жизнь приветствовала меня в порыве воспоминаний.
— Закончено. Чувствуешь ли ты братство, общую силу и понимание? — спросил мой куратор, рассматривая свою работу. Он подтолкнул меня к зеркалу. Я поднял его,
Моя спина была преобразована из подростковой кожи в холст катастрофы. От каждого символа мое горло сжималось — они заклеймили меня навсегда. Я никогда не буду свободным.
Скрыв свое отчаяние, я кивнул.
— Да, сэр. — Эти два маленьких слова. Единственный разговор, который нам позволен. На каждый ответ не требовалось ничего, кроме «Да, сэр».
— Ты хорошо сделал. У тебя заняло время, чтобы увидеть причину, но ты подчинился в конце концов. — Он похлопал меня по плечу, которое горело от боли, размазывая свежую кровь от татуировки. — Ты согласен?
Мои глаза смотрели на труп маленького мальчика в углу комнаты. Безжизненный, синий, начинающий источать запах. Чтобы сломаться у меня заняло недели, но они сделали это.
Я был их.
— Да, сэр.
Пистолет лежал как спящий враг, расположенный рядом с наличными в размере пятисот тысяч долларов и маленьким флаконом с одним словом на нем.
Konets. По-русски «конец».
Это был конец.
Открыв крышку, я вытряхнул невинную голубую таблетку на свою ладонь и уставился на нее. Каким будет ад? Выдержу ли я еще больше несчастий?
Я отверг свое право уйти на небеса на свой семнадцатый день рождения. Я знал, что у меня не было никакого шанса увидеть белый свет, о котором говорили люди.
Посмотрев на свою ногу, я нахмурился на мокрую влажность моих брюк. Кровь не останавливалась. Я мог истечь кровью до смерти.
Возьми таблетку.
Это будет быстро. Надеюсь не слишком больно.
Делая глотательные движения, я пытался получить достаточно слюны, чтобы проглотить без воды. Мой сухой рот отказывался осуществлять задуманное.
Я не мог сделать ничего правильно.
Вес всех поступков внезапно показался таким тяжелым, и я склонил голову к краю сейфа. Я отдохну секунду, затем найду стакан воды. Еще несколько минут, прежде чем я умру.
Я скользнул в состояние полутранса и не услышал шагов, пока не стало слишком поздно.
Мои реакции были снижены. Я больше ни о чем не заботился.
Что-то тяжелое ударило меня по затылку, и я упал как скала.
Я был без сознания, прежде чем упал на пол.
Я очнулся от резкого укола, когда кто-то накладывал швы на мою ногу. Я узнал знакомое мне натяжение, напряжение. Уже прошло два года, с тех пор как меня собирали по кусочкам, и я обнаружил в своей нездоровой склонности,
В моей голове раздавалось каждое медленное биение моего сердца, и я не мог проглотить неприятный привкус во рту.
Может, в этот раз я буду собран воедино правильным образом.
Мой желудок скрутило. Таблетка! Я принял ее и это был ад? Это не объясняло отек на моей скуле или мягкий шум голосов. Кто-то вырубил меня, и я полагаю, они использовали маленькую статуэтку, которая стояла на столе в комнате.
Мои глаза открылись шире, и я сделал глубокий вдох. Зел склонилась к моей ноге, ее лоб нахмурен, губы сжаты от концентрации. Два пальца сжимают мою кожу вместе, пока она просовывает иголку и хирургическую нить, чтобы сшить рану.
Мои руки сжались в кулаки, когда на меня рухнул поток насилия. Мое сердце забилось быстрее, когда Хейзел коснулось моего бедра. Я хотел закричать на нее, чтобы она убежала, но резкий укол боли от иглы помог мне вернуть самоконтроль. Стыд наполнил меня. Я был зависим. Они превратили меня в зависимого от боли.
Я сжал покрывало, задыхаясь от жара, дрожа от холода.
Ее глаза встретились с моими, яркий зеленый цвет наполнил мой мир.
— Я понятия не имею, что все еще делаю здесь. Но я не смогла выйти за дверь, когда увидела, что ты держишь эту таблетку. Я знаю, что ты хотел сделать. — Ее глаза переместились на врача, который сидел на другой стороне кровати. Лицо в маске, одетый в белое, но его глаза не переставали смотреть на нас. Она привела телохранителя? Или врач должен был накладывать мне швы?
Я моргнул, пытаясь понять.
— В минуту, когда это закончилось, я ушла и никогда не хотела видеть тебя снова, — пробормотала Зел.
Мое сердце билось в три раза быстрее, но я кивнул. Это был единственный способ.
Зел вонзила иглу в мою кожу, сознательно наказывая меня.
— Он хотел обезболить эту область, пока я шью, но я подумала, что тебе понравится боль. — В ее глазах был безмолвный разговор.
«Я знаю о том, что ты самостоятельно причиняешь себе боль и поняла, что это то, чего бы ты хотел».
Я кивнул, сражаясь со своей головной болью.
— Спасибо, — я не мог сказать это громко, поэтому отправил сообщения тишиной. Я не хотел обидеть ее.
Бессловесного извинения было недостаточно. Она заслуживала искреннего извинения. Она заслуживала, чтобы я, черт побери, ползал на коленях, умоляя ее простить меня.
Каждая часть меня была в боевой готовности, когда я схватил ее покрытую кровью руку и сжал. Тяжело сглотнув, я пробормотал:
— Мне жаль. Для меня нет оправданий за то, что случилось, и я знаю, что у меня нет шансов, что ты простишь меня. Просто... — Я встретил ее тяжелый взгляд. — Мне нужно, чтобы ты знала, что ты помогла мне больше чем кто-либо, и я никогда не прощу себя за то, что обидел тебя. Я не имел это в виду.