Разрыв-трава
Шрифт:
На улице пахло весной. С крыш свисали сосульки, белые, как стеариновые свечи; сугробы стали грязными и все были источены теплом; у заборов грели бока коровы; середь улицы подбирали вытаявшие зерна и деловито ворковали голуби. И так неохота стало Лучке идти в сельсовет, что он еле пересилил себя.
В кабинете Белозерова сидел человек в легком, городского покроя пальто, на коленях у него лежала кожаная полевая сумка, на ней шапка. Лучка остановился у двери. Белозеров сказал:
— Подвигайся ближе. Это агроном из района. Специально для тебя второй раз приехал. Первый раз ты не пришел, должно, нетрезвым был. Не могу понять, как можно в наше героическое время… — начал Белозеров свою обычную проповедь, но спохватился, круто сменил разговор: — Сказывай Анатолию Сергеевичу, что и мне про урожаи сказывал…
— Ученому человеку мои разговоры без интересу…
Лучка незаметно приглядывался к ученому человеку. Годов ему под сорок, взгляд серых глаз доверчивый, без хитрости, брови светлые, редкие, правая переломлена шрамом, от этого кажется, что агроном чему-то все время удивляется; волосы кудрявые, лежат на голове шапкой, солнечный свет прохватывает их насквозь, и они ярко пламенеют.
— Стефан Иванович мне о вас говорил. Вы ему, кажется, интересную загадку загадали.
— Какая там загадка! Лучка сел на стул. Про распыл добра говорил. Из года в год мужики раскидывают на пашне десятки пудов зерна. Не каждое зернышко вернется ему тяжелым колосом. Попробовал я посчитать, что было бы, если б каждое семя взошло. Озолотиться можно.
— Я ему, честно сказать, не поверил. Его подсчеты-расчеты проверял и так и этак. Нет вранья. Кажегодно пропадают без пользы, если одну Тайшиху взять, тысячи пудов зерна. А если по району мерить? А если по стране? Жуть! — Белозеров глянул в лицо агроному. — Можно так сделать: сунул в землю зерно получи колос?
— В принципе, конечно, можно…
— Так научите, Анатолий Сергеевич!.. — Лука Федорович задал мне задачу, а сам в сторону. Убеждения не те у него.
— Все не так просто, Стефан Иванович. Одного желания и даже убеждения, — агроном чуть заметно улыбнулся, — еще недостаточно. Нужны знания. Но и их мало. Нужны новые сорта зерновых, новая агротехника, удобрения. Работа на десятки лет.
— На десятки? — разочаровался Стефан Иванович. — Скоро у нас тракторы будут. Земля от края до края наша. Да если мы будем волынить десятки лет…
— Волынить, — разумеется, нельзя, сказал агроном. — Дело это надо начинать прямо хоть завтра. На заимках у вас горы перегноя. Вывозите в поле, удобряйте землю.
— Все это не то! — решительно проговорил Белозеров. — Подумаешь, невидаль — навоз! Нам другое нужно.
— Что? — спросил агроном.
— Если бы я знал!
С разговором получилась заминка. Лучка понял: настало время сказать агроному главное, не то очухается Белозеров, слова выговорить не даст.
— Анатолий Сергеевич, я про пшеницу говорил так, примера ради. На уме у меня другое… — Лучка замолчал, почувствовав, что ему не хватает слов высказать сокровенное так, чтобы было понятно и не смешно. — Хлеб худо-бедно родится. Но бог нас совсем обделил такой фруктой, как яблоко. Вот что у меня на уме. Хочу я всяких деревьев понавыписывать да приживить…
— Ну, Лука Федорович, ты все равно как умом тронутый! — недовольно воскликнул Белозеров. — Яблок ему захотелось! Чепуховина все это. Нам пока бы того достигнуть, чтобы у каждого калач был на столе. А ты про яблоки! — И едко: — Оно, конечно, когда жратвы всякой до отвала, на яблочку потянет.
Обидный намек, нестерпимый при постороннем человеке, Лучка проглотил молча, отвернулся к окну. На заборе, словно старуха в черной шали, сидела ворона, и ветер перебирал перья ее короткого хвоста.
— Я не согласен с вами, Стефан Иванович, — сказал агроном. — Яблоки не прихоть. Хорошо, когда калач на столе, но еще лучше, если и к калачу что-то есть.
— Пусть не прихоть. Да разве вырастет что-нибудь такое! Мороз как трахнет, так одни сопли от яблочков останутся.
— Ну почему же… Я некоторое время жил в Красноярске. Климат там вряд ли мягче, чем здесь, но яблоки вызревают.
— Это правда? — обрадовался Лучка. — Это точно, что растут?..
— Да. Есть там один человек, занимается садоводством лет двадцать пять. Не знаю, жив ли он сейчас. Уже тогда, лет шесть тому назад, он был стареньким.
— Пойдемте ко мне, Анатолий Сергеевич, поговорим обо всем неспешно! Пойдемте! — заволновался Лучка. — Я же все знать хочу про это!
Агроном вопросительно посмотрел на Белозерова.
— Смотрите сами… — буркнул Белозеров, видно было: не хочет отпустить агронома.
И Лучка, умягчая его, сказал:
— Ты тоже иди с нами. Вечер на носу…
Конечно, Лучка приглашал Стефана Ивановича против своей воли. Не даст Белозеров поговорить с человеком, потянет разговор совсем в другую сторону. Лучше бы он отказался, черт лупоглазый! Так нет, собрался. Ну, не досада ли! Когда подошли к воротам дома, за стеклом окна промелькнуло испуганное лицо тещи, выглянула и скрылась за косяком Елена. «Дикари и дуры ошалелые!» со злостью подумал Лучка. Помня, на что способна его Елена прекрасная, как только зашел в дом и усадил гостей, поманил ее пальцем в сени.
— Если ты мне устроишь ту же штуку, что с Батохой, угроблю. Этот мужик хотя и не семейский, принимай его, будто он твой брат родной! Поняла?
— Ну?
— Да не нукай и не ходи дождевой тучей. Вся моя жизнь от этого человека в полной зависимости. Поняла?
— А кто он?
— Агроном.
— Это как понимать, большой начальник?
— Тебе это понять не по силам. Тут маловато, — Лучка постучал пальцем по лбу жены. — Смотри, Елена!
— А чем угощать, самогонкой или городским вином? Есть у меня в запасе.
— Зажилила от меня? Давай… Ну, все.
— Лука, а Лука… — Елена снизила голос до шепота. — К нам Ферапонт пришел.
— Какой Ферапонт?
— Ну, уставщик. Из тюрьмы его выпустили по немощности.
— Где он?
— Да за печкой сидит. Увидели вас и от греха подальше затолкали, бедного.
— Тьфу! Гони его к едреной матери! Сейчас же гони!
— Ты что, бог с тобой! Он же маме моей родня, он же уставщик наш. Ты что говоришь-то?
— Гони! К чертовой бабушке его. Вся твоя родня и так у меня в печенке сидит.