Разумное животное
Шрифт:
В действительности автор не говорил ничего подобного, но по крайней мере ему можно вменить в заслугу утверждение, что такая вещь вполне возможна. Его книга, написанная в очень живом и даже в несколько задиристом тоне, отлично иллюстрированная многочисленными фотографиями дельфинов, самого доктора Лилли и его жены (бесспорно, очаровательной), полностью, вообще говоря, достойна выпавшего на ее долю успеха. Нашлись все же цетологи (я к их числу не принадлежу), воспринявшие это болезненно, так как им показалось, что книга приносит доктору Лилли славу, на которую его труды еще не давали ему права.
Как видно, кое-кто из присутствовавших журналистов заранее постарался запастись данными о моей биографии, но другие не потрудились этого сделать, и, когда я встал, один рыжий плотный тип лет тридцати спросил у своего соседа почти во всеуслышание: «Что это еще за Семилла?»
Пока я рассказывал историю нашего опыта и о достигнутых нами результатах, я видел, как на лицах все больше и больше отражается изумление. Оно достигло, предела, когда я сообщил аудитории, что Фа умеет читать. Поднявшийся шум заглушил мои слова, возгласы и вопросы посыпались со всех сторон, несколько человек в разных концах под общий смех спрашивали: «Как же он переворачивает страницы?» Я ответил: «Он мог бы это делать грудными плавниками, так как умеет ими пользоваться с большой ловкостью, но истина вынуждает меня сказать, что он переворачивает страницы языком». Раздались смех и восклицания.
Тут я решил сократить свое сообщение и сделать его как можно короче, поскольку. мне не терпелось узнать, как поведет себя Фа перед такой многочисленной аудиторией. Но беспокоился я напрасно. У дельфина такая извилистая линия губ и такая выдвинутая вперед челюсть, что достаточно ему ее открыть, как он сразу приобретает вид смеющегося весельчака, а Фа открывает рот поистине непрестанно. У Фа очень общительный характер. Непоседа, болтун, хвастун, задира, он с восторгом выставлял себя напоказ, казался польщенным, когда его ответы вызывали смех, и выпрыгивал из воды всякий раз, когда ему аплодировали.
Что касается задававшихся ему вопросов, то они были такими, каких и следовало ожидать: некоторые серьезные, но большинство претендовало на комический эффект. Все пресс-конференции походят одна на другую, это ужасная мешанина, лучшее здесь соседствует с худшим. Как в этом легко убедиться, журналисты не всегда учитывали разницу между первым дельфином, научившимся говорить на человеческом языке, и кинозвездой, прославившейся перипетиями своей личной жизни. По правде говоря, Фа, не желая того, способствовал такому смещению планов своими откровенными ответами и игривостью мысли.
Я должен еще отметить, что меня приятно поразила Би во время пресс-конференции. В ее поведении не осталось и следа прежней робости, так затруднявшей сближение с нею. Полгода назад, когда она, может быть по настоянию своего супруга, заговорила, эта робость начала исчезать. В результате ею овладел дух соревнования с Фа, и она была так прилежна, что вскоре сравнялась с ним в овладении речью и превзошла ею в произношении. Она проявила тот же спортивный дух и на пресс-конференции. Не выставляя себя все время напоказ, как это делал Фа, и ни разу не попытавшись отвечать вместо него, она очень хорошо поняла, какие преимущества дает ей знание всего связанного с морем, и в надлежащий момент очень танке сумела этим воспользоваться.
Ж. Фа, сколько вам лет?
Фа. Пять лет.
(Резкий, крикливый, с носовым оттенком голос Фа несколько поразил аудиторию, хотя профессор Севилла в своем докладе предварительно особо подчеркнул, что Фа производит звуки не ртом, а своим дыхалом.)
16
Примечание Мэгги Миллер.
Ж. Би, сколько вам лет?
Би. Я не знаю.
Ж. Почему?
Фа. Би родилась в море.
Ж. Фа, почему вы отвечаете вместо Би?
Фа. Би — моя жена. (Смех.)
Ж. Фа, вы родились в бассейне?
Фа. Да.
Ж. Скучаете ли вы без моря?
Фа. Я его не знаю.
Ж. Море очень просторно, там хорошо плавать.
Фа. Би говорит, что море опасно.
Ж. Это правда, Би?
Би. Да.
Ж. Почему?
Би. Там есть животные, которые могут напасть на нас.
Ж. Какие животные?
Би. Акулы и косатки.
Фа. Мать Би была убита акулой.
Ж. А как поступили вы, Би?
Фа. Вы хотите сказать, в тот момент?
Ж. Фа, дайте ответить Би.
Фа. Да, конечно, простите, сэр, простите. (Смех.)
Ж. Би, ответьте, пожалуйста.
Би. Нельзя было ничего сделать. Я бросилась прочь. Акул отгоняют только большие самцы.
Ж. Фа мог бы убить акулу?
Би. Не знаю.
Фа. Дайте мне ее сюда, тогда увидите. (Смех.)
Ж. Би, что вы думаете об акулах?
Би (взволнованно). Это грязное животное, у него грязная шкура, акулы глупы, акулы подлые твари.
Ж. Вы говорите, грязная шкура. Почему?
Би. Мы гладкие и нежные. Акула шершавая. Когда ее кожа прикасается к нашей, она пас больно царапает.
Ж. Фа, а ваша мать еще жива?
Фа. Моя мать — это Па. (Смех.)
Ж. Я говорю не о вашем отце, а о вашей матери.
Фа. Я вам и отвечаю. Моя мать — это Па.
Проф. Севилла. Я хотел бы объяснить вот что: животное считает своей матерью первого, кого оно видит около себя, когда рождается. Для Фа я, следовательно, его мать. (Смех.) Это просто из уважения к человеческим обычаям я приучил его называть меня Па.
Ж. Мистер Севилла, я слышал, как ваш дельфин называл Ма кого-то из вашего персонала. Кто же Ма?
Проф. Севилла. Моя ассистентка и сотрудница Арлетт Лафёй.
Ж. Теперь я не понимаю, кого же из двоих Фа считает своей матерью, вас или мисс Лафёй?
Проф. Севилла. Обоих. (Смех.) Я должен сказать, что у дельфина чаще всего две матери. Одна настоящая, а другая, так сказать, добровольная, которая помогает первой.
Ж. А в данном случае кто же настоящая мать? Вы или мисс Лафёй?
Проф. Севилла. Ваш вопрос только на первый взгляд кажется абсурдным. Но поскольку в первые недели жизни соску Фа давал я, то я считаю, что я его настоящая мать, а мисс Лафёй — мать добровольная.