Разуй глаза

Киости глядел на юг. Туда же, куда глядели все прочие волшебники и ученые Муссалмийской империи. Сквозь прогалину между деревьями — на горы, отмечавшие, так сказать, спинной хребет жаркого континента. Даже теперь, когда в здешних низинах царило душное и потное лето, на высочайших пиках этих гор лежал снег. И две белые вершины, расположенные поблизости одна от другой, курились паром. Или это был дым?.. Киости покачал головой. Далекие вершины казались близкими соседками, но в действительности их разделяло множество миль.

В прежние дни муссалмийские карты горной страны содержали предостерегающую пометку: «ЗДЕСЬ МОГУТ ВОДИТЬСЯ ДРАКОНЫ!» Киости, бывший тогда учеником, видел множество таких карт. Некоторые были оригиналами, другие — копиями, воспроизведенными согласно закону подобия, с тем чтобы обеспечить доступ к ним широкой ученой общественности. Но пометка всюду оставалась одной и той же. Сослагательное наклонение никогда не менялось на изъявительное.

Ныне, однако, наступила иная эпоха. Если в здешних тропических горах и впрямь водились драконы, муссалмийцы желали об этом знать. А если не водились — империя желала в том убедиться. Если нынешняя экспедиция не обнаружит вообще ничего или даже выяснится, что там никогда ничего и не было, барды, без сомнения, все равно наплодят сказок. Киости до этого не было особого дела: пусть их, если охота. Барды и легенды о древних временах — это одно. А вот беспокойство военачальников, тревоги высших сановников — совсем другое…

Киости не особенно верил, что исследователи вправду обнаружат драконов. Он полагал, что драконы являлись всего лишь фигурой поэтической речи, заимствованной из богатой мифологии бледных, тощеньких коротышек — коренного населения континента. Тем не менее право на ошибку Киости за собой оставлял. Но даже если он был прав и там отродясь не водилось огнедышащих громадных червей — почем знать, что именно отыщет там экспедиция?

Один из проводников-туземцев указал вперед, на далекие горы.

— Драконы ли ваша это ищете там? — спросил он на ломаном языке, почесывая под набедренной повязкой. Другой одежды у него не имелось. Это обстоятельство, вкупе с неправильным, чуждым грамматике муссалмийским, заставляло Киости полагать, что туземец был не слишком умен.

— Да, Штоджей, мы собираемся искать там драконов, — ответил волшебник примерно так, как ответил бы слабоумному ребенку.

Штоджей не обиделся, по крайней мере, ничем этого не показал. Туземцы давно успели понять — если выдать имперцам свой гнев, может произойти что-нибудь нехорошее. И маленький бледный человек лишь сказал:

— Ваша это иди горы, ваша это находи там драконы.

— Поглядим, — снисходительно отозвался Киости.

Спрашивается, что знал обитатель джунглей о горах? Что вообще он мог о них знать?

Штоджей проговорил что-то еще, но Киости не очень расслышал, что именно. Мимо неторопливо прошла туземная девушка или молодая женщина, ее нагие груди болтались, подпрыгивая на каждом шагу. Здешние женщины не отличались в лучшую сторону от своих мужчин. Оно и понятно, особенно если учесть гадостный климат. Тем не менее Киости не был единственным муссалмийцем, у которого от вида туземцев глаза лезли на лоб. Отнюдь, отнюдь.

По имперским стандартам местные женщины считались весьма доступными. Помнится, кто-то намекал на это Киости еще до плавания на юг. Кто именно, волшебник теперь припомнить не мог, но тот человек явно знал, о чем толкует. Киости улыбнулся, вспомнив об этом.

— Ну что? Мы готовы?

Это говорил барон Тойво, отвечавший за всю экспедицию. Он состоял в Имперской академии в Тампере, недалеко от столицы, и был близок к императорской семье. Но даже без учета этих обстоятельств перечить ему определенно не стоило. Он был рослым, очень сильным и обладал весьма крутым нравом. Киости нисколько не удивлялся тому, что барону очень редко говорили «нет».

Тойво снял широкополую соломенную шляпу и помахал ею из стороны в сторону.

— Тогда вперед!

И они двинулись вперед, готовые или не очень — какая разница?

Муссалмийская власть простиралась до самого подножия гор. Это совсем не означало, что имперцы попадались в джунглях на каждом шагу. Большинство муссалмийцев, которые вообще туда отправлялись, либо пускались в путь с пустыми руками, в надежде что-то приобрести, либо успевали в чем-нибудь напортачить — и весьма успешно сами обращались в ничто.

Экспедицию, двигавшуюся на юг, передавали с рук на руки — от племени к племени, от одного клана к другому. Несколько медяков, горстка стеклянных бус, парочка дешевых заклинаний — вот и вся плата. Была ли она достаточной? Здесь, в тропических лесах, все перечисленное считалось богатством.

Киости успел испытать нужду в целительном заклинании, чтобы избавиться от болезненной и раздражающей хвори, которая привязалась к нему через несколько дней путешествия, после того как он переспал с одной из полуодетых местных красоток. Не все местные болезни легко поддавались заклинаниям, разработанным имперцами, но эта скоро отступила, и Киости вздохнул с облегчением.

Чем дальше путешественники продвигались на юг, тем реже попадались туземцы, понимавшие муссалмийский. Один из волшебников, хитроумный лингвист по имени Сунила, соорудил колдовской словарь, до некоторой степени работоспособный. По крайней мере, с его помощью объясняться было легче, чем жестами. Барон Тойво, конечно, бранился, поскольку словарь действовал не идеально, но бранился вполсилы, а значит, не так уж сильно сердился.

— Сегодня ночью берегитесь цалдариса, — сообщила одна из последних групп туземцев, которую они встретили. Самое главное слово сообщения магический словарь не расшифровал.

— Объясните мне, что такое этот… цалдарис? — терпеливо переспросил Киости, сам чувствуя, как изуродовал незнакомое слово. — На что он похож? Что он делает?

Туземец, с которым он беседовал, охотно пустился объяснять. При этом он не избегал кровавых подробностей. Вскоре Киости усвоил, что цалдарис был какой-то разновидностью вампира. Среди муссалмийцев немедленно начались разговоры, для которых словарь Сунилы вовсе не требовался.

По крайней мере половина считала, что маленький светловолосый человечек в клочке ткани на бедрах всего лишь старался их запугать либо просто делился собственными суевериями. Благо дома, в империи, вампиры были существами столь же легендарными — даже мифическими, как выразились бы скептики, — сколь и драконы.