Разведчик Четвертого прапора
Шрифт:
– Дождалась-таки кары на супостатов. Слава тебе, господи!
– И заголосила: - Убили большевики моего сыночка... Загубили кровиночку...
Давно это было. Пограбил, погулял по деревням Екатеринославщины с батькой Махно молодой Дядьчук, потерявший совесть крестьянскую. А в 1921 году догнала его красноармейская пуля.
Брызгая слюной и слезами, Дядьчучиха исступленно грозила турбовчанам костлявым кулаком:
– Думали, только вы - сила? Нет, и на вас есть сила. И посильнее.
Гитлеровцы взяли старуху в полицию осведомительницей. Уж она-то знала, кто чем дышит...
Сколько поколений турбовчан делили хлеб
– Пошли зимой на охоту, - рассказывал в поле за обедом бригадир трактористов.
– Наткнулись с Ванькой под ометом на дохлого зайца. Замерз уже. Ванька поставил зайца в снегу на задние лапы и - к Леонтюку: "Дядя. У вас глаза хорошие. Посмотрите. Шо там виднеется?" Леонтюк глянул и аж задрожал: "Не бейте. Никто не бейте. Я первый". Да как даст из двух стволов сразу. Заяц, конечно, свалился. Леонтюк подошел не спеша, тронул ногой - не вскочит ли еще - и крутит ус: "Вот, смотрите сами. Я говорил, что нет ружья лучше Пипера". Взял зайца за ноги, а он не гнется.
В родителя пошел и сын - Михаил Леонтюк. Ученики старших классов не любили тщеславного парня, звали его "Мишка-хвастун", смеялись, когда он пытался доказывать свое превосходство. Тогда Мишка шел к ребятам пятых-шестых классов. Одной рукой поднимал перед ними за ножку стул. Давал посмотреть подаренный дядей из другого города ножичек со множеством лезвий и хитроумных устройств. Давясь от смеха, рассказывал, как ночью подрезал этим ножом веревочные петли на воротах дядьки Сидора и как утром эти ворота упали на дядьку. Доставал из кармана рогатку, конечно, тоже необыкновенную, так как вчера он перебил из нее все горшки, которые развесила на плетне прокалиться под солнцем соседка Горпына.
Может быть, тогда, когда он, смеясь и радуясь, трусливо наблюдал из своего укрытия, как сердились и расстраивались обиженные им люди, и родился в его душе будущий полицай. Пришли фашисты, стали набирать штат полиции, и Мишка-хвастун одним из первых надел на рукав белую повязку предателя. Отец его завел холуйскую дружбу с офицерами. Сестра поступила секретаршей к Забузнему.
В полицаи пошел другой старшеклассник - Криворук Колька из большого и недоброго рода Криворукое. Всю жизнь они искали каких-то особых дорог в жизни. Если турбовчане создавали колхоз, то Криворуки дольше всех держались за единоличное хозяйство. Если все люди работали в колхозе добросовестно, то Криворуки, тоже вступив туда в конце концов, уклонялись, выгадывали, искали дела полегче. Если колхозники собирались вместе попраздновать, попеть добрые украинские песни, то Криворуки устраивали там скандал, потому что считали себя чем-нибудь обиженными. А теперь вот Кольку Криворука прельстила возможность "выдвинуться" в полицаи.
Под стать Мишке
И вот пошли эти недобрые люди по дворам - учитывать население, выявлять коммунистов, отбирать для немецкой армии продовольствие. Кто из подлого тщеславия! Кто сводил счеты с Советской властью. А кто и просто хотел погреть руки. Везде, где побывали предатели, слышались плач и проклятия.
И когда ушли они от Григория Филипповича Безвершука, то в кладовой его тоже не осталось ни зерна, ни муки, ни картошки.
7
В фильмах немецкой военной хроники нередко можно было увидеть начальника штаба верховного командования вооруженных сил гитлеровской Германии генерал-фельдмаршала Кейтеля. У него была благообразная внешность школьного учителя или провинциального врача. Но это по предписанию Кейтеля военнослужащий германской армии мог безнаказанно совершить в России преступление, расстрелять любого человека.
В сентябре 1941 года Кейтель снова разъяснил солдатам гитлеровского вермахта, что человеческая жизнь в оккупированных странах ничего не стоит и что "устрашающее воздействие немцев на народы этих стран возможно лишь путем применения необычайной жестокости". На Винничиие, в двух километрах от села Коло-Михайловки, в небольшой роще у дороги Винница - Киев, построил свою ставку-крепость Гитлер. Неподалеку от нее выбрал место под штаб-квартиру Геринг.
Чтоб сохранить тайну этих объектов, немцы убили тысячи русских пленных, строивших их, снесли с лица земли ближайшие деревни. Всех задержанных в запретном районе карали смертью. Неповиновавшихся или заподозренных в связях с партизанами, в сочувствии им уничтожали беспощадно. Сто шестьдесят тысяч человек - каждого десятого жителя области - казнили. Сорок одну тысячу человек уничтожили в самой Виннице.
Турбов расположен в двадцати шести километрах от властного центра. Почти на таком же расстоянии от него была ставка Гитлера. По этой причине на улицах Турбова постоянно разгуливали каратели из гестапо в желтых гимнастерках с короткими рукавами и кожаных трусах-шортах - совсем как в черной Африке в счастливые времена колонизаторских походов. Они и в Россию пришли не шутки шутить. На пилотке - череп. На рукаве - череп. На шее автомат. Поведет автоматом - и нет человека.
Все действия фашистов в Турбове были чудовищны в жестоки. Они грабили, глумились. День и ночь шли аресты. Забузний с полицаями учитывал трудоспособных, гонял их убирать колхозный урожай, грузить в вагоны хлеб.
На заборах и стенах домов один за другим появлялись приказы о регистрации взрослого населения, о новых поставках продовольствия, о запрещении вечером выходить на улицу и о других подобных вещах. Последняя фраза в приказах была стандартна: "За невыполнение - расстрел".
Расстреливали и ночью, в лесу, и днем, на виду у всех. Сплошь и рядом свидетелями этих преступлений были дети.
Вася Безвершук и его дружок-одногодок Станислав Ружицкий пасли корову. Подошел незнакомый мужчина.
– А скажите, хлопцы, нема здесь немцев?
– В поселке много, а здесь не видели.
– А полицаев?
– И полицаев нет.
Мужчина снова тревожно огляделся по сторонам, присел около ребятишек на корточки. Глаза усталые. Щеки заросли черной щетиной.
– А чи не найдется у вас, хлопцы, поесть?