Разведчик Пустоты
Шрифт:
Кирион хромал, однако был способен держаться на ногах без посторонней помощи. Вариил и Люкориф остались нетронутыми, но Талос не произнес ни слова с тех пор, как убил брата. Он молчал, держась в центре небольшой группы, и избегал чужих взглядов – и во время подъема по зубцам стены, и позже.
Кирион, откинувшись, взглянул на небо между перекрещивающимися лучами прожекторов катера. Дождь катился по его расписанному наличнику.
– Вы заметили, что, когда мы проигрываем войну, всегда льет дождь? У богов забавное чувство юмора.
Ему
– Сажай катер. И приготовься немедленно стартовать.
– Да, господин.
«Опаленный» нежно коснулся безжизненной земли Тсагуальсы. Медленно – слишком медленно – начал спускаться трап.
– Этот мир – склеп, – тихо сказал Талос. – Для легиона, и для сотен эльдаров, погибших в катакомбах этой ночью.
– Тогда давай уберемся отсюда, – предложил Кирион, которого слова пророка явно не впечатлили, – и умрем на орбите, наплевав на дурацкие суеверия Живодера.
– Всем когтям, все бойцам Восьмого легиона. Это Талос. Ответьте мне, если еще дышите.
Ответом ему была тишина, холодная и тяжелая. Как он и говорил только что – пророк почувствовал себя так, словно кричит на кладбище.
Даже Малкарион мертв.Эта мысль заставила его вздрогнуть.
– Вариил, – сказал он, когда трап выдвинулся полностью. – Это не я.
Апотекарий заколебался.
– Я не понимаю.
На миг Талос просто замер, вглядываясь в свой ретинальный дисплей. Ксарл. Меркуций. Узас. Все поблекли. Все немы. Все мертвы.
– Это не я. Сомневаюсь, что какой-то пророк объединит Восьмой легион, но, даже если и так, речь шла не обо мне. Я не смог объединить даже один Коготь.
– Ну, – вмешался Кирион, – с нами было непросто даже в лучшие времена.
– Я говорю серьезно, Вариил. Это не я. Я никогда им не был. Посмотри на меня, брат. И скажи – ты действительно веришь, что я способен объединить десятки тысяч разбойников, насильников, предателей, воров и убийц? Я думаю не так, как они. Я даже не хочу больше быть одним из них. Они сами себя прокляли. Это всегда являлось слабостью легиона. Мы сами обрекли себя на проклятие.
– Твоя верность братьям делает тебе честь, но сейчас ты говоришь так от горя.
– Нет. – Талос покачал головой и шагнул назад. – Я говорю правду. Одно из многих, многих письменных свидетельств, дошедших до нас со времен Ереси, рассказывает об этом «пророке». Мы называем это «Пророчеством об Испытании», хотя знают о нем всего несколько капитанов. И предопределено это судьбой или нет, но тот пророк – не я.
Вариил кивнул. Талос, заглянув в бледные глаза брата, улыбнулся.
– Ты думал о такой возможности, – сказал он без вопросительной интонации, – я вижу. Я размышлял над этой идеей с тех пор, как провел над тобой физиологические тесты. – Вариил повел головой в сторону катера. – Ребенок, в чье тело имплантируют твое геносемя, будет обладать всеми признаками могущественного пророка.
–
– Да. Но это хорошая догадка.
Кирион, обернувшись к ним с трапа, выругался:
– Можем мы наконец улететь отсюда, если вообще намерены это сделать?
Люкориф взобрался по трапу, но Талос и Вариил остались на месте.
– В последние часы перед смертью отец мне кое-что сказал. Эти слова были предназначены лишь для моих ушей, и я никогда ни с кем ими не делился. Он сказал: «Многие станут утверждать, что достойны возглавить легион после моего ухода. Многие станут утверждать, что они – и только они – являются моими наследниками по праву. Я ненавижу этот легион, Талос. Я уничтожил его родной мир, чтобы остановить приток яда. Скоро я предстану перед последним судом и преподам Повелителям Ночи самый важный урок. Неужели ты и вправду считаешь, что меня заботит то, что случится с вами после моей смерти?»
Пока Талос переводил дыхание, апотекарий не шелохнулся.
– Иногда я почти понимаю, что он чувствовал, Вариил. Эта война тянется уже вечность, и победа приближается мучительно медленно. А мы тем временем предаем, прячемся, отступаем и убегаем, мы разбойничаем, нападаем из засады, сдираем кожу и вырезаем людей тысячами, мы грабим наших собственных мертвецов, пьем кровь наших врагов и без конца убиваем братьев. Я убил собственную мать, не узнав ее. Только за последнее столетие я прикончил девятнадцать братьев, и почти всегда в идиотских стычках за какой-нибудь меч или из-за уязвленной гордости. У меня нет желания объединять легион. Я ненавижулегион. Не за то, чем стал он, а за то, во что он превратил меня.
Вариил по-прежнему молчал. Не то чтобы он не находил слов, – скорее, у него начисто пропало желание говорить.
– Есть лишь одно, чего я хочу, – продолжил Талос. – Я хочу заполучить голову этой ксеносовской ведьмы. Хочу водрузить ее на копье в центре этих развалин.
Талос отвернулся от катера и зашагал прочь.
– И я намерен это сделать. Оставайся в воздухе, Вариил. Сажай катер, когда все закончится. Не важно, погибну я этой ночью или нет, на рассвете ты можешь извлечь мое геносемя.
Кирион соскочил с трапа и пошел следом за Талосом.
– Я с тобой.
Голова Люкорифа дернулась от мышечного спазма в шее. На короткое время выпрямившись во весь рост, он последовал за братьями.
– Я к вам присоединюсь. Еще одна мертвая эльдарка увеличит счет Кровоточащих Глаз до двух. Мне нравится эта цифра.
Вариил, оставшийся у катера, боролся с желанием пойти за остальными.
– Талос, – позвал он.
Пророк оглянулся через плечо как раз вовремя, чтобы увидеть, как из тела апотекария хлынула кровь. Вариил вскрикнул – Талос никогда не слышал от него таких громких звуков – и зажал окровавленный рот рукой, словно мог остановить поток утекающей жизни.