Разведчик Пустоты
Шрифт:
– Кто-то, кто хочет войти вопреки желаниям моей госпожи.
– Это верно. Но также верно и то, что я хозяин этого корабля и твоя госпожа – моя рабыня.
Остальные служители вновь отшатнулись под защиту теней, шепотом повторяя имя пророка. «Талос, Талос, Талос…» – словно шипение скальных гадюк.
– Она нездорова, – сказала обмотанная повязками женщина.
Теперь в ее голос прокрался страх.
– Как тебя зовут? – спросил ее Талос.
– Вуларай, – ответила она.
Талос чуть улыбнулся под наличником шлема. «Вуларай» по-нострамански
– Забавно. Ты мне нравишься. А теперь отойди в сторону, прежде чем ты перестала мне нравиться.
Служительница попятилась, и воин заметил блеск металла под рваным тряпьем, заменявшей ей одежду.
– Это гладиус?
Существо замерло.
– Повелитель?
– Ты носишь гладиус легиона?
Она обнажила висевший на бедре клинок. Для Повелителя Ночи гладиус был коротким колющим оружием длиной с предплечье воина. В руках человека он превратился в полноразмерный меч. Узор ностраманских рун, вытравленный в темном металле, не оставлял места для сомнений.
– Это, – сказал Талос, – оружие легиона.
– Это был подарок, повелитель.
– От кого?
– От лорда Кириона из Первого Когтя. Он сказал, что мне необходимо оружие.
– Ты знаешь, как им пользоваться?
Забинтованная женщина пожала плечами и ничего не ответила.
– А если бы я просто отшвырнул тебя в сторону и вошел, Вуларай? Что бы ты тогда сделала?
В ее сдавленном голосе послышалась улыбка.
– Я бы вырезала вам сердце, господин мой.
Навигаторские покои были освещены немногим лучше, чем остальные комнаты и коридоры корабля, – их озарял тусклый, нездоровый свет тридцати без малого мониторов, подключенных к внешним пикт-камерам. Они отбрасывали сероватый отблеск на остальную часть обширной комнаты, превращая круглый бассейн в ее центре в лужу расплавленного свинца. В воздухе висела густая мясная вонь амниотической жидкости.
Она держалась подальше от воды. С захвата «Эха проклятия» прошли долгие месяцы, и половина корабля была очищена с помощью огнеметов – однако Октавия поклялась использовать амниотический бассейн только для полета в варпе, когда ей требовалась самая тесная связь с машинным духом корабля. Талос, видевший Эсмеральду, предыдущую обитательницу этих покоев, отлично понимал, почему Октавия отказывается проводить слишком много времени в питательном растворе.
С химической вонью амниотической жидкости мешались другие запахи, связанные с личным пространством Октавии: острый душок человеческого пота, запах плесени, исходящий от ее книг и свитков пергамента, и слабый – но не неприятный – аромат ее волос. Даже недавно вымытые, они выделяли жир.
И было что-то еще. Что-то похожее на запах менструальной женской крови, с тем же богатством оттенков. Близкое, но не совсем.
Талос прошел по краю бассейна к трону, обращенному к мониторам. Каждый из экранов показывал разные участки обшивки корабля и ледяной вакуум снаружи. На нескольких виднелось серое лицо планеты, на орбите которой они вращались, и контрастно-белый шар ее каменистой луны.
–
Ее глаза распахнулись и взглянули на него с той секундной затуманенностью, что следует за сном и предшествует полному пробуждению. Ее темные волосы были, как обычно, собраны в конский хвост, свисавший из-под шелковой банданы.
– Вы проснулись, – сказала навигатор.
– Так же как и ты.
– Да, – согласилась она, – хотя лучше бы не просыпалась. – Губы девушки изогнулись в полуулыбке. – Что вам снилось?
– Я мало что могу вспомнить.
Воин указал на планету на экранах.
– Ты знаешь, как называется этот мир?
Она кивнула.
– Септимус мне сказал. Я не понимаю, почему вы решили вернуться сюда.
Талос покачал головой:
– Я тоже. Я помню только обрывками даже то, что было до последнего видения. – Он медленно выдохнул. – Дом. Или, по меньшей мере, наш второй дом. После Нострамо была Тсагуальса, мертвый мир.
– Ее колонизовали. Население небольшое, так что это произошло недавно.
– Я знаю, – ответил он.
– И что же вы собираетесь делать?
– Не знаю.
Октавия заерзала на троне. Она все еще была завернута в тонкое одеяло из потершейся ткани.
– В этой комнате всегда холодно.
Девушка взглянула вверх, ожидая, что ее собеседник заговорит. Когда стало понятно, что отвечать тот не собирается, она сама нарушила тишину:
– Было трудно привести корабль сюда. Свет Астрономикона не достигает таких далеких от Терры областей, и волны варпа тут чернее черного.
– Могу я спросить, каково это было?
Отвечая на вопрос, навигатор рассеянно теребила выбившуюся из хвоста прядь волос.
– Варп здесь темен. Совершенно темен. Все цвета – лишь оттенки черного. Вы можете представить тысячу оттенков черного – и каждый темней предыдущего?
Он покачал головой.
– Ты требуешь, чтобы я представил нечто, абсолютно чуждое материальному миру.
– Он холоден, – сказала навигатор, отводя взгляд. – Как цвет может быть холодным? В черноте я ощущала присутствие обычных мерзких сущностей: вопли душ, бьющихся о корпус судна, и раковые опухоли, разрастающиеся вдалеке и одиноко дрейфующие в пустоте.
– Раковые опухоли?
– Только так я могу описать их. Огромные, безымянные средоточия боли и яда. Злокачественные и разумные.
Талос кивнул:
– Души ложных богов, вероятно.
– Ложных, несмотря на то что они существуют?
– Не знаю, – сознался он.
Девушка вздрогнула.
– Там, где мы бывали раньше, даже вне света Астрономикона… те места всё еще хоть немного освещал маяк Императора, не важно, как далеко от него мы забирались. Можно было различить тени и образы, скользящие в волнах варпа. Бесформенных демонов, плывущих сквозь жидкий огонь. Здесь я не вижу ничего. Дело тут не в том, чтобы найти дорогу в штормовом эфире, как меня учили. Здесь мне пришлось брести в темноту, нащупывая более спокойные пути, те, где ревущие ветра умолкали хотя бы на краткий миг.