Разведчики
Шрифт:
Советский партизан Игорь».
Он немного подумал и добавил: «Теперь Топпоев, а был Никандров».
Перечитав письмо, нашел две ошибки, аккуратно их исправил.
Поезд в Москву отходил вечером. Довезти Игоря поручили добродушному толстяку — интенданту второго ранга.
На вокзале Саша расплакалась. Игорь держался, как и подобало мужчине.
— Ты, мама, не плачь! Мы скоро увидимся! — шепнул он, взбираясь на подножку вагона.
Стоявший рядом интендант удивленно смотрел на Сашу.
— Сколько
Саша улыбнулась:
— Мне уже двадцать пять.
— А вашему сыну?
— Тринадцать.
Интендант развел руками:
— Ну, знаете, много я чудес видел на свете, а такое — впервые.
— Это наш приемный сын, — пояснила Саша. — Я вас, товарищ, очень прошу посмотреть за ним. Игорь храбрый мальчик, не боялся встречаться в лесу с фашистами, но в большом городе не был ни разу.
— Не беспокойтесь и не волнуйтесь. Мне ведь поручил его сам начальник штаба партизанского движения, рассказал о его партизанских подвигах. Можете положиться на меня вполне.
Посадка заканчивалась, и Саша прошла в вагон посмотреть, как устроился Игорь… Когда состав тронулся, она долго стояла на перроне.
На Одиннадцатом километре поезд остановился. Игорь украдкой надел свой рюкзак, взял небольшой сундучок и, косясь на заговорившегося с соседом интенданта, выскользнул из вагона.
— Постой, ты куда? — вскочил интендант. Застегивая на ходу китель, поспешил за Игорем.
Но Игорь уже спрыгнул с подножки вагона и, не оборачиваясь, степенно шагал по направлению к идущему в Беломорск длинному товарному составу.
Боясь, что поезд вот-вот тронется, интендант кричал с подножки вагона:
— Вернись! Слышишь?! Сейчас же вернись!
Игорь остановился, поставил чемодан на землю и, чуть повысив голос — он уже отошел на порядочное расстояние, вежливо ответил:
— Я никак не могу к вам вернуться. Да вы не беспокойтесь, я с мамой к партизанам уйду.
Рассердившись не на шутку, интендант хотел соскочить на землю, но Игорь был уже на тормозной площадке товарного вагона и весело махал своему провожатому рукавицей. Паровоз пассажирского поезда протяжно загудел, и состав тронулся, ускоряя ход. Интендант все еще стоял на подножке, что-то кричал, размахивая рукой.
Усевшись на свой сундучок, Игорь приготовился терпеливо ждать. Из Беломорска он постарается уехать с первым же отправляющимся на север поездом, оставит матери записку…
— Далеко ли собрался, молодой человек? — раздался над ним чей-то голос.
Игорь и не заметил стоявшего на площадке старика-смазчика, хотел что-то ответить, но к ним поднялся лейтенант и присел на корточки рядом с Игорем.
— Можно? — добродушно спросил он. — Откуда?
— Из Беломорска, — чуть отодвинулся Игорь.
— А куда?
— В Беломорск.
Лейтенант рассмеялся:
— Большое путешествие задумал.
Игорь нахмурился, ему не понравился смех лейтенанта.
— Я хочу доехать в партизанский отряд товарища Т., — проговорил он. — Я партизан Игорь Топпоев.
— Чего же убежал из пассажирского поезда от майора? Разве ты не
Лейтенант повел Игоря в комендатуру и уже дорогой узнал, куда мальчик направлялся и почему захотел вернуться.
В Беломорск они выехали поздно вечером на легковой машине.
Саша жила на Поморской улице, в том же доме, где и Катя Данюк. Сегодня Катя дежурила, хозяйка уже улеглась спать, и Саша, вернувшись с вокзала, то садилась за стол, брала, книгу, то вставала и ходила из угла в угол. С каждой минутой становилось тоскливее, словно камень давил на сердце. «Предчувствие, что ли? — волновалась она. — С Андреем что?»
Не в силах оставаться одна, Топпоева пошла в госпиталь.
Катя Данюк очень обрадовалась приходу Саши. Вчера большинство раненых Эвакуировали в тыл, и в палате были только выздоравливающие. Все уже спали, и бодрствовать одной было тяжело.
— Ты просто молодец, Саша, — обняла она Топпоеву. — Двенадцати еще нет, а я на ходу засыпаю. С тобою всякий сон пройдет. Я что-то покажу тебе.
В другое время Саша сразу бы заметила возбужденность всегда сдержанной и молчаливой Кати. Сейчас это ускользнуло от ее внимания.
— Ты что такая? — спросила Катя, когда они вышли в коридор.
— Игоря проводила. Тяжело… Словно предчувствие, что не увижу его больше.
— Глупости, — возмутилась Катя. — Просто ты расстроилась. — А как товарищ Топпоев?
— У него все хорошо.
— Я хочу тебе письмо прочесть, — смущенно проговорила Катя. — Сегодня от Петра получила…
— От Шохина?
— Да. Давай прочтем здесь. — Они уселись под лампочкой, прикрытой матовым плафоном. Катя достала сложенный лист бумаги, исписанный крупным почерком. — Слушай:
«Здравствуй, Катя!
Школу заканчиваю…» — Здесь две строчки зачеркнуты, — с сожалением сказала Катя и продолжила: «…не знаю, как ты на это смотришь, а только я очень досадую, что мы с тобой не расписались, когда я лечился в госпитале. Ты мне пишешь…» — Ну, тут неинтересно, — смутилась Катя и сложила листок. — Дальше я лучше расскажу. Он, знаешь, просит ждать… Когда вернется — распишемся. Прислал адрес, по которому я могу запрашивать о нем. Мне ответят, жив он или нет… — Катя на минуту приумолкла, опустила голову. — Мне и радостно, что он помнит обо мне, и страшно за него…
— Ты его очень любишь?
— Очень, — просто ответила Катя. — На многих он производит впечатление грубого, даже дерзкого. Но я его поняла хорошо. Душа у него отзывчивая, добрая. Не задумываясь, он пожертвует собой для другого…
Долго сидели они и тихо говорили о самом сокровенном, что можно поведать только очень близкому человеку.
Разговор несколько рассеял Сашу, и она пошла домой почти успокоенная. От госпиталя до Поморской было совсем близко, особенно если идти не улицей, а дворами. Стояли белые ночи, и, еще не дойдя до крыльца, Саша увидела: замка на дверях нет. «Неужели я забыла запереть?» Она взглянула на окна, они были закрыты плотными занавесями. В дверную щель бледной полоской чуть заметно пробивался электрический свет.