Разведчики
Шрифт:
— Очень бы хотелось поподробней узнать о вашем разведвзводе, — переменила разговор Катя.
— Как у других, так и у нас, — уклонился Синюхин. — Вот, пожалуй, можно будет рассказать о нашем последнем походе на север… Самый тяжелый поход был, многих разведчиков потеряли. Товарища политрука Иванова лишились, под конец этого же похода моего второго номера Зубикова и многих других из нашего взвода.
— Такие большие потери за одну разведку?
— Эх, Екатерина Дмитриевна, — в первый раз за все время Синюхин назвал ее по имени и
И он рассказал о последней разведке. Слушая, Катя все больше убеждалась в громадной перемене, происшедшей в Синюхине.
— Как вы изменились! — воскликнула она, когда он кончил свой рассказ. — Вы, товарищ Синюхин, даже говорить стали иначе, очень убедительно… Выросли вы. Не обижаетесь, что я так прямо говорю?
— За что же обижаться? Ваше замечание даже приятно. А насчет моей перемены, так это вполне объяснимое дело: когда ученик поступает в первый класс, у него знаний нет. А чем дальше учится…
— Тем и знаний больше, и речь другая! — сравнение Кате понравилось.
Через две недели совершенно неожиданно для Кати в полк приехали Зоя Перовская и военфельдшер Акошин. Катя только что закончили с врачом обход больных и вышла на свежий воздух. После полумрака землянки солнечный свет больно резнул по глазам. До сих пор она не может привыкнуть к маленьким тесным палатам в землянке полкового госпиталя. Они были такими же, как в ПМП, когда она впервые приехала на шестую заставу. Здесь все напоминало о Петре. Она часто ловила себя на том, что всматривается в идущих пограничников, отыскивает знакомые черты.
Послышались голоса: один несколько хрипловатый, другой звонкий, очень знакомый. Катя открыла глаза и увидела две мелькающие среди деревьев фигуры.
— Да ведь это Зоя Перовская! — воскликнула Катя. — Неужели к нам в санчасть?
Из землянки вышел Медик:
— На склад, за медикаментами, — пояснил он. — Уже часа два как приехали из соседнего батальона. — И важно продолжил, разглаживая усы: — Мы ведь теперь всех вокруг снабжаем, — он достал было кисет с табаком, но, покосившись на подходивших приезжих, не закурил. — Военфельдшер товарищ Акошин прямо к разведчикам прошел, к старшему сержанту Синюхину. Ребята рассказывали: с полчаса они обнимались.
Не слушая Медика, Катя побежала навстречу Зое и Акошину.
Опередив Акошина, Зоя подошла к ней первая:
— Здравствуйте! — раскрасневшаяся от ходьбы, она стояла с протянутой рукой. — Как устроились?
— Спасибо, — недовольно проговорила Катя, ответив на рукопожатие. Ей была неприятна жизнерадостность Зои. — А что пишет товарищ старший лейтенант?
— Вчера было письмо, Марк уже ходит без костылей, опираясь на палку! Я так рада!
Катя
Подошел Акошин. Назвав себя, он с любопытством посмотрел на Катю:
— Я вас сразу узнал.
— Товарищ Синюхин рассказывал?
— Синюхин.
Катя засмеялась:
— «Цыпленком» называл?
— Синюхин вас глубоко уважает, — серьезно проговорил он и повернулся к Зое: — Пожалуй, на складе я и сам справлюсь. Вы можете побыть здесь.
Зоя отрицательно покачала головой:
— Хирургические инструменты просмотрю сама. Идите, я догоню.
Глядя на удалявшегося Акошина, Катя задумчиво сказала:
— Я его совсем другим представляла… Синюхин о нем рассказывал! Мне казалось — это богатырь, чуть ли не больше Синюхина, с красивым, серьезным лицом… А он среднего роста, лицо круглое, веснушчатое, и волосы рыжие.
— По внешности трудно судить о душевных качествах, — горячо проговорила Зоя, сразу вспомнив Марка. — Акошин замечательный человек, я хорошо узнала его за это время…
Катя все еще держала Перовскую под руку.
— Как радостно встречать хороших людей… Да что же это мы стоим, — спохватилась она, — наверное, вы проголодались, до обеда еще порядочно. Пойдем ко мне.
— Надо на склад… Я рада, что увидела вас и Синюхина! Наш командир батальона не хотел меня отпускать. Спасибо Акошину — сказал, что я, как хирургическая сестра, гораздо лучше отберу инструменты. Пойдем вместе на склад.
Вечером Синюхин с Акошиным сидели на скамье возле полкового клуба. Репетировалась новая программа самодеятельного концерта, и к ним доносились то пение, то музыка. От самокруток в тихом воздухе поднимались тонкие синие струйки. Надоедливо звенели комары, но друзья, увлеченные воспоминаниями ничего не замечали.
— А тебя, товарищ Синюхин, наши пограничники до сих пор вспоминают, — Акошин положил руку на широкое плечо собеседника. — Помнят, как под артобстрелом раненых вытаскивал. Как полз по-пластунски к колодцу с флягами за водой. И особенно, как ты во время вылазки приволок финскую пушку в оборону.
Синюхин добродушно усмехнулся.
— Это трудно забыть. На всю жизнь останется в памяти оборона старшего лейтенанта товарища Каштанова. Правильно ему звание Героя Советского Союза присвоили… — Синюхин помолчал, потом продолжал взволнованно:
— Позабыли вы меня, товарищ военврач…
— Что ты меня все военврачом зовешь? Ведь знаешь, что я только фельдшер, — улыбнулся Акошин.
Синюхин тоже широко улыбнулся:
— Я и в мыслях вас так зову… Дело ведь не в звании, а в человеке…
Акошин поднялся.
— Пора отдохнуть, товарищ Синюхин, завтра рано выедем. Целый обоз собрался — три подводы, боеприпасы, муку повезем. По лесной дороге здесь недалеко. Если пораньше отправимся, к обеду и дома. Мы теперь у вас на снабжении, видеться часто будем. Очень рад, что с тобой встретился.