Разведка боем
Шрифт:
После того, как Книппер женила на себе Чехова, тот продолжал жить один: жена, театральная прима, играла на московской сцене. Чехов оплачивал её наряды, её квартиру, прочие расходы, в общем, всё как обычно. И да, жила Ольга Леонардовна не с Антоном Чеховым, а с его сестрой. Не подумайте ничего плохого…
— А что в этом может быть плохого? — перебила Лиса с угрозой.
— Вот я и говорю — ничего, — вывернулся лжеЧехов, и продолжил рассказ. Странное дело, общеизвестно, Антон Павлович долгие годы болел туберкулёзом, что и привело его к смерти на сорок пятом году жизни. Но ни сестра, ни братья, ни родители,
Рассказывая, лжеЧехов показывал нам то любимый письменный стол Чехова, то любимый стул Чехова, то любимый шкаф Чехова, да, да, тот самый, многоуважаемый. И посоветовал вернуться сюда летом, когда сад будет во всей красе.
И на прощание, уже снаружи, у лаврового дерева, вручил Лисе и Пантере по конвертику вощаной бумаги, а в конвертиках были листки лавра. С дерева Чехова. На память, как талисман.
Мне он ничего не вручил. Я для него был… да никем я для него не был. Был чем. Мебелью при девушках.
— Не переживай, Чижик, мы с тобой поделимся, — сказала Ольга.
— Я не об этом думаю.
— А о чём?
— О рецептах. Там рецепты выставлены, лекарства, которые получал Чехов. Опий, морфий, героин…
— В те времена его, морфий, назначали налево и направо, — объяснила Лиса. — А героин считали безопасной заменой морфию.
— Но, получается, последние годы Чехов постоянно вводил себе опиоиды. И «Вишнёвый сад» был написан под воздействием героина, ну, или морфия. Или и того, и другого. Любопытная ситуация. Просто тема для диссертации: «Влияние опиоидов на творчество Чехова». Как раз для медика, не чуждого литературе.
— Если до сих пор никто такую диссертацию не защитил, значит, на то есть причина, — рассудительно сказала Ольга. — Не примут такую диссертацию к защите. Чехов — наша гордость. А наша гордость и героин — сочетание невозможное. Значит, этого не было, потому что не могло быть никогда. И если есть рецепты, тем хуже для рецептов. Так что помалкивай, Чижик.
Весь обратный путь мы говорили на высокие литературные темы. Бомбилы не попадались, да и идти, в общем — то, недалеко. Что такое три километра для комсомольцев? Не в гору, а под уклон.
Пришли за полчаса до обеда. Поесть можно и в городе, но добрые люди ещё в Чернозёмске предупредили, что рестораны в Ялте ненадёжны. Вот так поешь, а потом три дня будешь рвать и метать. Может, и перестраховка это, но я, памятуя свой первый чемпионат СССР, рисковать не хотел. Тем более, что столовая в Доме Писателей стоит любого ресторана. Как по форме, так и по содержанию. Красота что снаружи, что внутри, что на тарелках. Лучше, чем в Лас-Вегасе. Чувствую, что долго буду сравнивать всё с Лас-Вегасом, ну, так что ж.
На входе бабушка продавала билеты на местные развлечения. Мы взяли. Сегодня пойдем на концерт Аиды Ведищевой, потом — Аллы Йошпе и Стахана Рахимова, и перед отъездом успеем сходить на Вадима Мулермана.
— А Лариса Мондрус в Ялту не собирается? — спросил я невинно.
— Лариса Мондрус уехала в Германию, — ответила распространительница билетов. — Так что вряд ли.
— Гора с горою не сходится, а человек с человеком, глядишь, и встретится, — заметил я, и мы прикупили билеты в цирк. В цирк я могу ходить хоть каждый день, не наскучит, но девочкам хватит и одного раза.
Прошли в зал, сели, ждём официантку. Люди на нас поглядывают. Я к этому привык: сначала публикации в «Огоньке», потом, после победы над Фишером опять в «Огоньке» и во многих газетах — как не стать знаменитым и узнаваемым? Но привык я и к тому, что внимание сосредоточено на мне. А здесь, в Доме Писателя, смотрели на девушек. Меня тоже замечали, но смотрели почти сквозь. Будто я — едва видимый призрак.
— Охмурять будут, — пояснила Лиса.
— Ага. Предлагать рукописи, — добавила со вздохом Ольга.
Ну да, журналов у нас много, но писателей — гораздо больше. Вокруг каждого журнала сложился свой круг, и пробиться в него трудно, очень трудно. Зато, пробившись, можно быть уверенным, что каждое твоё творение встретят со всем вниманием. И опубликуют быстро. Через пару лет, или даже раньше. В зависимости от статуса автора.
А «Поиск» — журнал новый, постоянных авторов пока не имеет, и всякому хочется им стать — постоянным автором. К тому же политика хозрасчета позволяет платить возвышенные гонорары (так во времена Чехова писали: «гонорар возвышенный»), а писатели те же люди. Хотят денег. Как можно их упрекнуть? Я и сам их хочу страстно. Ладно, уже не так и страстно, но желание не умерло. У меня много проектов, требующих денег. Два или три.
— Мы на отдыхе, — напомнил я.
— Но как откажешь уважаемым людям в разговоре?
— Легко. Предоставьте это мне. Я, как-никак, Первый Читатель и редактор-консультант. Вот их и проконсультирую.
И когда на выходе из столовой к нам подошел уважаемый человек, я сказал ему, что насчет рукописей, гонораров и прочих профессиональных дел я, как редактор-консультант журнала, проведу встречу для интересующихся в понедельник. С шестнадцати до шестнадцати пятнадцати. Готовьте вопросы в письменном виде.
— Но я только спросить, — возмутился уважаемый человек.
— Вот именно, — ответил я. — А теперь, уважаемый, позвольте пройти.
И я прошёл.
Глава 15
1 марта 1975 года, суббота
БУДНИ ЧИЖИКА
— В 1926 году в Москве создали первый в мире научно-практический Институт переливания крови. Директором назначили Александра Богданова, врача, революционера, близкого соратника Ленина, который, впрочем, резко раскритиковал идеалистические и мистические концепции Богданова в краеугольном труде современной философии «Материализм и эмпириокритицизм». Богданов обиделся, от революционных дел отошёл, и, вернувшись в Россию по романовской амнистии, занялся врачебной деятельностью. В четырнадцатом году добровольцем вступил в армию, в качестве врача участвовал в боевых действиях, в частности, в Карпатской операции. В том же девятьсот четырнадцатом году он пишет рассказ «Праздник бессмертия», в котором описывает общество, где, благодаря открытиям медицины, люди живут очень долго.