Разведка боем
Шрифт:
И я сел в поезд метро. У того писателя люди тоже ездили, только не в червях, а верхом. Ясно, что внутри червя было бы некрасиво. Как входят, а, главное, как они из червя выходят, а?
За окнами тьма ревела, шипела, свистела, кабели, что тянулись вдоль тоннеля, казались преследующими нас пиявками.
Но не догнали.
Сошёл на Театральной. Хорошо, что вчера сумел попасть в Большой. Хотя и на свою оперу. Идёт родная, идёт, милая. И москвичи её слушают вместе с гостями столицы. Зал полон. Ну, чтобы Большой не был полон, должно случиться что-то необыкновенное.
В номере я, переодевшись, позвонил, сказал, что на месте, что всё идет по плану, и жду машину к четырем. А сейчас всего лишь двенадцать. Четыре часа впереди, что делать? Все говорят — Москва, Москва, но днем в будний день чувствуешь себя совершенно никчемным, выключенным из созидательной жизни общества ленивцем.
Это так приятно!
Еще в декабре, по окончании чемпионата СССР, возникла идея провести встречу между чемпионом мира среди шахматных программ «Каиссой» и чемпионом Советского Союза Чижиком.
Я не возражал, авторы программы тоже. Два с лишним месяца утрясали организационные сложности: встречу должно было освещать телевидение, и, более того, решили снять документальный фильм, короткометражку на двадцать минут. Для зарубежного показа. С одной стороны — пропаганда достижений советской науки, с другой — пропаганда советского спорта. То есть — нашей страны в целом. Победителя Фишера знают во всём мире. А если и не знают, то благодаря фильму узнают, что молодым везде у нас дорога. В отличие от.
И вот сегодня в семнадцать ровно начнется историческая партия. Впервые встретятся два чемпиона, электронный и белковый. Возможно, это станет традицией.
Но счастье ничегонеделания длилось недолго. Зазвонил телефон, дежурный спросил, жду ли я некоего Мицкевичуса. Пана Мицкевичуса, — дежурный был не чужд чувства языка.
Конечно, жду!
И через пять минут Анатолий Петрович был у меня в номере.
— Ну, как? — спросил он без предисловий. Ни о погоде, ни о самочувствии говорить не стал.
— «Поиск» берет ваш рассказ, — я тоже не стал ходить вокруг да около.
— Когда?
— Думаю, в августовском номере. Аванс по подписании договора, — я из папочки достал стандартную форму. Два экземпляра. Один журналу, другой автору. Сумму проставил от руки.
— Я ожидал большего, — сказал пан Мицкевичус, читая договор.
— Я тоже. Напишите для нас повесть листа в три, в четыре. Что-нибудь подобное «Песчаному богу» — и будут совсем другие деньги.
Анатолий Петрович вздохнул и поставил в нужном месте подписи.
Сумма была не мала. Напротив, сумма была велика. Вдвое выше, чем заплатила бы «ТМ». Но автор не должен останавливаться на достигнутом. Просто обязан не останавливаться.
— И… — вопросительно посмотрел на меня Мицкевичус.
— Завтра-послезавтра я вернусь в Черноземск, сдам договор в бухгалтерию, и она отправит почтовый перевод. Думаю, на следующей неделе вы получите гонорар. Но это зависит и от почты Москвы.
Мицкевичус еще раз вздохнул.
— Не разделите ли со мной обед? — спросил
Мицкевичус согласился, и мы спустились в ресторан.
Потихоньку я становлюсь завсегдатаем. Столик у пальмы, бутылка «боржома», овощной салат «а ля Мытищи». Память у официантов хорошая. Ну, и я знаменитость, победитель Фишера. Надолго знаменитость? Пока в Советском Союзе любят шахматы, и пока Фишера не победит кто-нибудь другой.
— Не стесняйтесь, Анатолий Петрович, заказывайте. «Поиск» платит, из представительских.
Мицкевичус стесняться не стал. Заказал другое, третье, пятое. И водочки. Впрочем, водки подали сто граммов. В графинчике. Такие здесь правила. Коньяк можно хоть литр заказать, а водку только сто граммов на человека. Во избежание.
Мы неспешно ели, точнее, вкушали, перемежая блюда разговорами. Говорил Мицкевичус, я слушал. Сначала с интересом, потом из вежливости. Сто граммов только раззадорили Анатолия Петровича, он дважды подзывал официанта, тот вопросительно смотрел на меня, я изображал недоумение, в дополнительной порции «Столичной» Мицкевичусу отказывали. И он не выдержал, сорвался, наговорил грубостей, обозвал меня жлобом, и ушёл.
Мдя.
С писателями это бывает. Равно как и со всеми другими. Потому-то и гонорар он получит по почте, хотя я мог бы заплатить и сразу, наличными, такие деньги при мне были. Но наличные… не факт, что он бы донёс их до дома. Душа меры не знает. А почтовый перевод даёт шанс, а главное, снимает с меня ответственность.
Рассказ из потока конкурсных выудила Ольга. Мицкевичус был в большом почёте лет пятнадцать назад, последнее время писал мало, но вот, прислал.
Рассказ по меркам Мицкевичуса средненький, но — пусть будет, решила Ольга. И я, памятуя о «Песчаном боге», повести Мицкевичуса, которую прочитал в пятом классе и которую помню почти дословно, вызвался встретиться с Анатолием Петровичем. Всё равно, мол, буду в Москве. Вдруг да и одарит нас произведением уровня бога. Или даже лучше.
Вдруг. Но вряд ли. Мне не понравился вид Мицкевичюса. И не в водке причина. Тут дела сердечные. Но лезть с непрошенными советами… Хотя к Андропову же я полез. И до сих пор жив. А почему промолчал сейчас? Да потому, что Мицкевичус прекрасно знает, что нездоров. Но мер не принимает. Мне о том сказали знающие люди из писательского цеха.
Вернувшись в номер, я переоделся. Режиссер фильма настаивал на классическом сером костюме, но я выбрал смокинг. Представление, так представление. Так, в смокинге, я и спустился к поджидавшей у входа «Волге».
Игра с «Каиссой» будет проходить во Дворце Железнодорожников, что на Комсомольской площади. Я уже там играл в семьдесят третьем, на чемпионате СССР.
За десять минут мы доехали до места. Внутри опять уют и тепло.
Поговорил с творцами «Каиссы». С корреспондентами газет и телевидения. С директором Дворца Железнодорожников. В буфете меня ждала тарелка с бутербродом, чёрная икра. И тут, значит, помнят. Приятно.