Разведка и контрразведка
Шрифт:
Несмотря на все трудности и препятствия, контрразведка неуклонно выполняла свой долг и по мере сил предотвращала распространение революционной пропаганды из-за рубежа. Изъятие прокламаций и пропагандистской литературы, конспиративно [217] доставленной из-за границы, и розыск тайных радиостанций, служивших для пропаганды и связи с зарубежными заговорщиками, не могли дать крупных результатов. Это были лишь внешние проявления болезни, глубокие причины которой требовали серьезного оперативного вмешательства, а этому противились общие тенденции правительства.
В начале 1918 г. в Цюрихе состоялся съезд международного католического союза. Спустя 3 дня после его закрытия через цензурный отдел в Фельдкирхе прошла открытка с сообщением о том,
Развитие событий внутри Австро-Венгрии внушало опасения. Трудности продовольственного снабжения, бессилие борьбы со спекулянтами и рвачами усиливали недовольство, вызванное голодом и нуждой. Это недовольство сделалось лучшим союзником всех элементов, стремившихся к государственному перевороту. Контрразведка была в этом отношении беспомощна, так как ей не было дано права применять серьезные меры воздействия. Она ограничивалась тем, что регистрировала симптомы надвигавшейся грозы.
Контрразведка давно уже стремилась раскрыть связь чехов с зарубежными центрами антиавстрийского движения. Окольный путь через Германию все еще оставался открытым, ввиду чего в январе 1918 г. в Фельдкирхе была создана конференция разведывательных органов, признавшая необходимым организацию разведывательного пункта в Мюнхене. Однако это решение было проведено в жизнь лишь в сентябре. Тем временем чешская разведка, имевшая свои ячейки при французских консульствах в Цюрихе и Женеве, могла по-прежнему переправлять свою корреспонденцию через Баварию. Еще легче было чехам в Париже, так как к их услугам было аргентинское посольство в Вене, а также и болгарские дипломатические курьеры. Неудивительно, что чехи в Австрии были отлично информированы о событиях во всем мире. Кроме того, их усиленно [218] поддерживали соплеменники, служившие в австрийских государственных органах.
После революции в России поляки стали склоняться на сторону центральных держав, но присоединение Холмщины по Брестскому миру к Украине вызвало среди них негодование. Вначале возбуждение обнаружилось в польском вспомогательном корпусе, сделавшем попытку пробиться в Россию в районе Черновиц на соединение с тремя польскими корпусами, симпатизировавшими Антанте. Во главе заговора стоял полк. Иосиф Галлер, которому удалось скрыться. Остальные заговорщики — около 150 офицеров и 3 000 солдат — были после слабого сопротивления задержаны и интернированы в Хусте. 19 февраля 1918 г. вспомогательный корпус был расформирован.
Странным образом в этой, несколько романтичной, затее принял участие мой сослуживец по разведывательному бюро майор Загорский, хотя он всегда старался держать легион вдали от политики. Впоследствии он стал генералом и начальником польских воздушных сил. В 1927 г. он исчез загадочным образом.
В Польше к повстанцам относились благосклонно, вследствие чего контрразведка должна была принять особые меры охраны во время процесса, имевшего место в Мармарош-Сигете с июня по сентябрь 1918 т. Несмотря на бдительность венгерской полиции, многим легионерам удалось бежать из Хуста при помощи железнодорожников. Перед самым процессом были арестованы три дамы в одежде сестер милосердия легиона, пытавшиеся организовать бегство нескольких легионеров. Эти аресты, естественно, вызвали в Польше сильное возбуждение; подсудимые рассматривались как мученики за польское дело. 28 сентября 1918 г. император Карл прекратил процесс, «учитывая заслуги польского народа и твердо веря в его преданность монархии».
4 марта 1918 г., в связи с бурными демонстрациями в Галиции и оккупированной Польше, мною было созвано в Вене совещание начальников разведотделов Люблина, Кракова и Перемышля. Совещание признало всю серьезность положения. Мы находились в открыто враждебной стране, население которой лишь ожидало удобного момента для выступления.
Поляки организовали борьбу с нашей разведкой и вели наблюдение за деятельностью наших органов и за телефонными переговорами. Пассивное сопротивление железнодорожных и почтово-телеграфных служащих затрудняло работу наших разведорганов. Положиться можно было лишь на полицейские управления Кракова и Львова. [219]
Влиятельные поляки, находившиеся в Вене, называли эта сведения необоснованным пессимизмом; особенно ненавидели они начальника разведотдела в Перемышле майора Гучала и коменданта военной полиции в Тарнове ротмистра Киллиана.
Даже Краковский военный суд не был чужд влиянию окружавшей обстановки и оправдал студентку Оцог, хотя было доказано, что она распространяла воззвания о неповиновении среди украинских солдат.
Немало заботы доставляли и югославы. После снятия военного положения в Сербии нарастали волнения. Черногория находилась в стадии скрытого восстания. Несколько агентов разведки были предательски расстреляны. Часть вины за это падала и на халатность властей, ибо если военный суд приказывал жандармскому посту привести для дачи показаний «жандармского агента NN», то этого раскрытого работника находили убитым на обратном пути.
Обвинение правительства Братиану (Румыния) всеми расценивалось, как очковтирательство. Разведывательной службе поэтому нужно было проявлять бдительность. Ей благоприятствовало то обстоятельство, что наши органы пропаганды на фронтах поддерживали связь с румынскими постами охранения. Кроме того, возвратился ряд наших агентов, интернированных в Молдавии, и находилось много перебежчиков. Агенты, посланные нами в Яссы, дополняли картину. Шифрованные радиограммы греческого представителя в Яссах также были богатым источником информации.
Просмотр захваченных румынских документов показал, что румынское ирредентистское движение в Венгрии не было искусственно вызвано одним лишь государственным аппаратом. В апреле 1918 г. румынское правительство уже не могло сдерживать это движение. Центром ирредентизма были школы, оказавшие сильное влияние на румын в Австро-Венгрии. Мы безрезультатно пытались перевести румынские документы в Вену. Против этого возражали влиятельные румыны, близкие к германскому правительству, в частности — тайный советник Вельзер. Германское главное командование не хотело вмешиваться в это дело и передало решение вопроса министерству иностранных дел. Когда при помощи начальника полиции, кап. Гартенштейна, нам удалось добиться отправки документов в Вену, какой-то злой рок тяготел над транспортом с документами, который так и не вышел за пределы Венгрии до конца войны. Этот «злой рок» был инсценирован Венгрией, в результате чего документы очутились в одной из казарм в Будапеште. [220]
Со стороны венгерского министра внутренних дел фон Сандора, главного директора почт Фоллерта, советника министерства Еккеля и начальников пограничной охраны Гомера и Илошвая я встречал постоянное содействие. Однако эти хорошие отношения были несколько нарушены в связи с организацией при венгерском премьер-министре вспомогательного военного органа, вызвавшего некоторые трения между правительством и главным командованием. Кроме того, во главе этого органа был поставлен бывший начальник разведывательной службы штаба фронта эрцгерцога Иосифа — кап. Вильд, защищавший крайнюю панмадьярскую точку зрения. Мы были поэтому вынуждены иметь при венгерском министерстве внутренних дел своего представителя, который в отношении вопросов разведки сделал излишним посредничество кап. Вильда.