Развесистая клюква Голливуда

Донцова Дарья

– Как сажать первоклашку на горшок, чтобы не повредить его эго? – с ехидным видом осведомилась Юля.

– Нет, – сказала я, – другое. Дети, которые подвергаются в семье насилию, в подавляющем большинстве не обращаются за помощью, никому не рассказывают о том, что творится у них дома. Почему?

– Кому охота рассказывать такую правду? – пожала плечами Юля. – Натреплешь в классе, что тебя мать за двойки крышкой от кастрюли лупит, и чего? Все потешаться будут, а учителя позлорадствуют: «Так тебе и надо!

Заслужила трепку, бездельница».

– Под насилием я имела в виду не побои, – уточнила я.

Юля изобразила полнейшее изумление:

– А что? Без ужина оставили, комп отняли?

Я не успокоилась и повторила:

– Дети, которых насилуют родители, считают, что папа или мама правы, а они, малыши, очень плохие, поэтому и заслужили такой ужас. Но это неправда. Ты ни в чем не виновата!

Юля скривилась.

– Степашка, ты нюхаешь клей? Куришь веник? Употребляешь колеса?

Я набралась храбрости и указала на открытую дверь шкафа.

– Совершенно случайно, сидя в гардеробе соседнего номера, я услышала, как ты умоляла отца оставить тебя в покое, плакала, причитала, но Геннадий Петрович не ушел. В отеле плохая звукоизоляция между номерами, а ты не захлопнула створки шкафа. На полу валяется обрывок от упаковки презерватива, кровать похожа на поле сражения. Продолжать?

Юля прикусила губу, потом наклонилась, подняла ленточку фольги и убежала в туалет.

Я услышала шум воды в унитазе.

– Все в порядке, – пробормотала, возвращаясь, дочь Комарова, – зря беспокоишься.

– Вряд ли можно назвать нормальной половую связь отца с дочерью, – возмутилась я, – не надо бояться Геннадия Петровича. Тебе следует прекратить его издевательства.

Юлия странно усмехнулась.

– Он меня обожает, балует, делает подарки, исполняет любые мои капризы, ты же видела! Несется по моему первому приказу чай наливать, конфетки разворачивает. Не лезь к нам, сами разберемся.

Я потеряла дар речи, а Юля сняла с головы тюрбан, встряхнула влажными волосами и продолжила:

– Спасибо, но мне это нравится.

– Нравится, – ошарашенно повторила я, – спать с собственным отцом? Знаешь, как это называется? Инцест и растление малолетних! Ты в шоке и не понимаешь, что говоришь. Давно он тебя в качестве секс-игрушки использует? Не надейся, твоему отцу это преступление с рук не сойдет! Сейчас же пойду к бабушке! Ураган закончится, и мы сдадим насильника в милицию!

– Остынь, – вздохнула Юля, – я ему не дочь.

Я заморгала.

– Врешь! Покажи документы.

Она развела руками:

– У меня их нет.

– Глупая отмазка, – разозлилась я.

Юлечка села на диван и вытянула ноги.

– Обещаешь молчать? Тогда расскажу.

– Валяй, – приказала я.

– Я Комарова впервые в день приезда сюда увидела, – ухмыльнулась девочка. –

Он обожает малолеток, игру в папы-дочки. У нас уговор. Все вокруг должны считать, что он мой отец, я капризничаю, безобразничаю, веду себя, как положено избалованной девчонке. Геннадий заботится о дочурке, но, оставшись с ней в номере, наказывает нахалку. Я должна плакать, сопротивляться, просить прощения, а он будет непреклонен.

– Офигеть, – протянула я.

– Ерунда, – легкомысленно улыбнулась Юлька, – еще и не такое бывает. Геннадий в нашем агентстве часто девочек заказывает, все остаются довольны. Со мной он впервые поехал.

– Так вот почему успешный врач отправился с доченькой не в Турцию, не в Испанию, не в Тунис, а в небольшую гостиницу в Подмосковье, – сообразила я, – тут минимальный риск встретить кого-либо из знакомых. Кто удивится, увидев его доченьку?

– Мое дело – отработать две недели, получить бабло от агентства, чаевые от клиента и заняться другим заказом, – обыденным голосом пояснила Юля.

До меня с большим опозданием, как до жирафа, дошла истина, и я выпалила:

– Ты проститутка!

Юлечка поморщилась.

– В нашем агентстве сотрудниц называют «специалист по организации досуга». Я не стою на трассе, не продаюсь за стакан кофе, не ложусь под любого клиента. Если мужик не понравится, я могу отказаться. Комаров не противный, мне по приколу его деточку изображать.

– Как ни назовись, хоть феей борделя, но суть не изменится. Ты трахаешься с мужиками за деньги, – возмутилась я, – это не гламурное занятие.

Огромные глаза Юлечки превратились в щели.

– Ты меня не стыди! Нашлась умная! Живешь с бабкой, на всем готовом, о деньгах не паришься, имеешь свою комнату, ходишь в институт. Вся покрыта толстым слоем шоколада. Если твоя старуха помрет, ты получишь в наследство бизнес. А обо мне позаботиться некому!

– Твои родители в курсе, чем ты занимаешься? – устало спросила я.

Юля засмеялась.

– Они давно до смерти допились, старший брат тоже покойник, его менты при попытке к бегству пристрелили. Из всей семьи только я в люди выбилась. И уж будь уверена, не потеряю свой счастливый билет по маршруту: помойная яма – собственная квартира – богатый муж.

– С кем ты живешь? – пробормотала я.

– Одна, – удивилась Юля, – снимаю комнату у старухи. Пыталась объединиться с другими девками, но они мне надоели. Истерички, блин, постоянно дрались. С бабкой лучше, она глухая, к жиличке не придирается. Платишь аренду и свободна.

– Школу ты, конечно, не посещаешь? – спросила я у нее.

Девчонка расхохоталась.

– Степашка! Маргаритка ты наивная! Неужели купилась на Юлечку-крохотулечку? Мне двадцать четыре года.

Я лишь выдавила короткое: