Развод и девичья фамилия
Шрифт:
О чем?! Зачем?! Он не понимал.
Они уехали из Малаховки очень рано, чтобы успеть до работы заехать домой, и Кира ничего не ответила, когда он сказал – специально, чтобы проверить ее, – что ему тоже надо домой. К себе. В свою, отдельную от Киры, квартиру.
То ли она не слушала, то ли ей было все равно.
Что он станет делать, если ей и вправду все равно?! Если она решила, что секс с бывшим мужем ничем не отличается от секса с «козлиной» и затевать семейную жизнь сначала просто не стоит свеч?!
Почему, черт
– Я поднимусь, – мрачно сказал он, затормозив у подъезда, – дашь мне ключи от «Фиата», я налью масла в твой замок.
– Позавтракаешь? – спросила она. Ему показалось, что спросила просто так, из вежливости.
– Нет, – отрезал он.
– Серый, ты…
– Что?
– Ничего. Ты… не торопи меня. Это ничего не значит. То, что у нас было. – Тут она покраснела и пятерней откинула назад свою потрясающую челку.
– Это значит все на свете, Кира.
– Для тебя.
– А для тебя нет?
– Добренького утричка, – заголосила из своей стеклянной будки Марья Семеновна, – добренького, добренького! Издалёка в такую рань-то, Кирочка?
– Здрасти, – пробурчал Сергей.
– Из Малаховки. – Кира пронеслась мимо будки с Марьей Семеновной и свернула к лифту. Сергей едва успевал за ней.
В молчании они поднялись на пятый этаж, и Кира решительно вставила ключ в замок. Сергею показалось, что это она ему демонстрирует решительность.
– Ребята! – неестественно закричала Кира, едва перешагнув порог, и кинула под вешалку рюкзак с термосом. – Вставайте, мы дома! Тим, вставай! Валентина!
– Я здесь.
Валентина вышла в коридор, сразу же оказавшись в двух шагах от Киры с Сергеем.
В руке у нее был пистолет.
Аллочка заметила его сразу. Он стоял в дверях, перегородив вход, и не торопясь рассматривал закусочную, очевидно, отыскивал ее.
– Григорий Алексеевич!
Он посмотрел на нее издалека, и лицо его как будто чуть-чуть дрогнуло и смягчилось, но, когда он подошел к ее столику, оно уже было прежним.
– Ну хорошо, – сказал он, не здороваясь, и пристроил свою палку к соседнему свободному столику, – я пришел. Зачем вы хотели меня видеть, да еще в такую рань, да еще в «Макдоналдсе»?
– Мне надо с вами поговорить, – быстро и решительно сказала Аллочка, – а по телефону я не могла.
– О чем?
– О смерти Константина Сергеевича.
Батурин молчал, никак не выражая ни изумления, ни смущения – вообще ничего. То есть совсем ничего.
Что такое? Должен бы выражать.
– Вы знаете, кто его убил? Или это вы его убили?
– Вы с ума сошли! – тихонько вскрикнула Аллочка. – Что вы говорите?!
– Не знаю, – признался Батурин, – а вы что говорите?
И подвинулся на стуле, удобнее устраивая
Неизвестно почему у Аллочки закружилась голова.
Нет, известно. Потому что Батурин смотрел на ее стакан с недопитым кофе.
– Можно? – вдруг спросил он. – Мне идти лень.
– Что? – не поняла Аллочка.
Он кивнул на стакан.
– Допить.
– Господи, конечно! – засуетилась Аллочка. – Я могу принести вам свежего, Григорий Алексеевич! Хотите? Я сейчас, одну минуточку!
– Сядьте, – попросил Батурин, – не бегите. Я глотну, и мне хватит.
Он взял стакан и посмотрел на Аллочку очень черными, странно черными глазами. И вдруг улыбнулся.
– Может, мне хочется кофе именно из вашего стакана.
– Из… моего? – запнувшись, переспросила Аллочка.
Она отлично умела играть в разные полезные для жизни игры. Играть, становиться то неприступной, то наивной, то деловой, то непонимающей. Она выросла в среде, где такое умение ценилось больше других важных качеств, где оно могло заменить многое, если не все. Аллочка разбиралась в играх до тонкостей, хотя пользовалась своим умением не слишком часто.
Теперь, когда игру предлагал Батурин, она растерялась.
Батурину стало неловко.
– Да, – сказал он, одним глотком допив из стакана кофе, – так что там с Костиком?
– Я видела, – выпалила Аллочка ему в лицо. – Я видела, что это именно вы сунули ему в портфель листок из Кириной статьи. Видела, Григорий Алексеевич.
Кира попятилась, зацепилась ногой за лямку брошенного рюкзака и стала валиться на спину. Сергей не мог оторвать глаз от маленькой черной дырочки в вороненом стволе.
Нужно как-то спасти Киру. И Тима.
Где-то в квартире их сын. Скорее всего он еще спит. Спит и ничего не знает. Он не должен проснуться от выстрела, который убьет его мать.
– Мам, пап, привет! – пробасил Тим где-то совсем близко.
– Тим! – крикнула Кира. – Тим, не смей сюда ходить?!
– Почему же? – спросила Валентина и нелепо взмахнула пистолетом.
«Сейчас, – подумал Сергей. – Как же я не был готов?!! Почему?!!»
– Пап, – Тим выскочил из коридора, ведущего в кухню, из него вышла и Валентина. – Вы чего там в Малаховке делали?
На нем были пижамные штаны, волосы всклокочены, а в кулаке почему-то зубная щетка.
– Пап, смотри! – Он подбежал к Валентине и вытащил у нее из руки пистолет. – Классная штука, да? Мы ее в диване нашли. Как ты думаешь, откуда она там взялась, а, пап?! Мам, ты чего? Ты чего, мам?! Пап, что с ней, а?
– Тима! – крикнула Кира, бросилась и обняла его, как будто не чаяла увидеть живым. – Тимка! Ты просто… ты просто дурак какой-то!!
И заплакала.
– Почему дурак-то? – не понял Тим. – Папа, ну посмотри же ты!..