Развод и три босса
Шрифт:
— Вот как? — щурится Илья, вообще не собираясь принимать мой смех на веру, — а сегодня он чисто по-дружески зашел к твоей подруге?
— Ну да…
— А раньше заходил?
— Нет…
— Вот как…
— Илья, — мне этот разговор все меньше нравится, как-то ощущается в нем тонкая нота грядущего абьюза. А я, как бы, еще от предыдущего не отошла, потому сразу собираюсь расставить все точки над i, — это мой одноклассник и мой босс. Такое совпадение, представь себе. И я не понимаю твоего тона и не собираюсь оправдываться. Ни за
Говорю я это , жестко глядя ему в глаза и прекрасно понимая, что сейчас возможен любой вариант развития событий. Например, Илья может взбрыкнуть, решить, что его такое не устраивает, и оставить меня стоять тут одну, посреди ночной улицы. Может попытаться надавить, и это уже будет вполне определенный звоночек, что нам не по пути, несмотря на жаркий секс.
Да, будет жаль заканчивать праздник тела, но больше я в эту колесницу не сяду.
И без того, едва живая выбралась… И то не факт, кстати, потому что от Лисовского можно чего угодно ждать, тварь непредсказуемая же.
Короче говоря, я собираюсь стоять на своем. И не сдавать позиций.
Илья смотрит на меня, и ему явно не нравятся мои слова и мой тон. Это видно по чуть сжатым губам и суровому взгляду.
Страшно, ага.
Но лучше сейчас, чем потом, с кровью и мясом.
Глава 20. Я начну нормально работать?
Глава 20. Я начну нормально работать?
“Как ты себя чувствуешь?”
“Все болит”
“А чего так? Тебя кто-то пытал? Кто?”
“Да есть тут один…Всю ночь спать не давал…”
“Жуткий типа, да?”
“Не то слово…”
“Но тебе нравится, как он тебя пытает?”
“Молчишь…”
“Чего молчишь?”
“Эммануэль? Не понял. Не нравится?”
“Не понравилось?”
“Реально больно?”
“Эмми, больно? Где именно?”
“Блять, Эмми, ответь мне что-нибудь!”
— И после этого мы планируем еще один набор, но уже более тщательно… Сами понимаете, специфика профессии… — голос ИИ звучит настолько убаюкивающе, что я невольно прикрываю веки, изо всех сил притворяясь, будто крайне увлечена стенографированием речи биг босса, а не стремлюсь под шумок доспать часы бессонной ночи.
Очень мне в этом мешает постоянно всплывающее окно сообщений от Ильи. Я их вижу, но телефон лежит на столе, на беззвучном режиме, и потому даже утащить его на колени, чтоб настучать хотя бы что-то, не могу.
Как оборвала нашу с ним игривую переписку в самом начале совещания, так теперь и мучаюсь, невольно зарабатывая себе косоглазие постоянными попытками прочесть новые и новые сообщения.
Потому что Илья оказался тем еще контрол-фриком, мнительным и слишком много думающим.
И мое внезапное сетевое молчание может теперь воспринять совершенно неправильно.
Это одновременно бесит и заводит.
Он вообще весь такой, противоречивые эмоции вызывает…
Вспоминаю, как накануне вечером, жестко выговаривая ему за
Очень уж у моего электрика глаза стали острые и жесткие.
Я даже открыла рот, чтоб не опоздать и первой высказать ему все, окончательно таким образом разрушая… Почему-то это казалось важным: успеть первой. Сохранить нервные клетки. Хотя, какие, к чертям, нервные клетки, после Лисовского-то? Выжженная пустыня… И вот теперь ветры, гуляющие по ней, мешают строить нормальные отношения с вполне нормальным мужчиной… Не без особенностей, конечно же, но у кого их нет? Я сама не подарок.
Вчера вечером об этом не думалось совершенно.
Мне было обидно и больно, но прогноз наших будущих отношений складывался на редкость паршиво. И разорвать тревожную ситуацию требовалось как можно скорее…
Тем более, что Илья молчал и смотрел, никак не пытаясь вырулить, не пытаясь дать хоть чуть-чуть понять, что дорожит нашими недолгими отношениями, и я…
Я даже начала что-то говорить, но в этот момент Илья просто молча наклонился и поцеловал. Неожиданно. Почему-то неожиданно для меня.
Вроде бы, вот только-только злился, жестил взглядом и каменел желваками, а в следующее мгновение уже целует… Да так мягко, так сладко, так нежно!
Я мгновенно потерялась в этом урагане эмоций, вцепилась в его плечи, прижимаясь сильнее, забывая все, что хотела сказать… Боже, он так целует… Тут саму себя забудешь…
Вот только Илья все помнил.
Он оторвался от моих губ, уже когда задыхаться начала, сказал тихо и неожиданно мягко:
— Черт… Я что-то загнался… Прости меня, Эмми… Ты меня дураком делаешь, полным… Никогда, ни с одной женщиной такого не испытывал… Веришь, как увидел тебя с ним, прямо крышу снесло… Прости…
И столько искренности в его словах было, что я, и без того уже больше похожая на подтаявшую на солнышке мороженку, чем на человека, еще сильнее растеклась, улыбаясь, и такое облегчение было в душе, в сердце…
Он просил прощения… Признавал. Сам. Черт, это дорогого стоило.
— Прости и поехали уже, а, Эммануэ-э-эль… — снова тягуче и сладко пропел мое имя Илья, и его руки принялись все сильнее тискать мой зад, с вполне очевидными намерениями, — а то кое-кто сладкое получил, а кое-кому терпеть нужно…
— Пошли, — промурлыкала я ему в губы… — до машины… Покажешь мне заднее сиденье…
Илья замер на пару мгновений, глядя на меня и словно не веря в то, что услышал, а затем со словами:
— Что-то я явно хорошее в прошлой жизни сделал, раз тебя встретил…
Грубовато поцеловал, едва сдерживась, и потащил меня к машине…
— Я думаю, что Эммануэль Эдуардовна сейчас нам предоставит хотя бы в общих чертах план работы по этой вакансии… — вырывает меня из приятных, будоражащих воспоминаний о горячем начале вечера, плавно перешедшем в безумную, совершенно бессонную ночь, голос ИИ.