Развод не дам. Точка
Шрифт:
— Эгоистка! Главное — это счастливый ребёнок!
— Поэтому ты меня такой воспитала?! Несчастной терпилой? Потому что сама всю жизнь измены терпела?! Я не ты, молчать не буду!
От пощёчины гудит голова. Давно мама руку не поднимала. Уже и не вспомню, когда в последний раз. Значит, угадала. За идеальным фасадом их брака тоже много чего крылось. Разворачиваюсь, бегу в дом, к двери. Не сразу попадаю в кеды.
— Агата, вернись! — грохочет папа. Мама бросается за мной.
— Да пошли вы! — огрызаюсь, когда она за руку хватает. — Живите как хотите, я не собираюсь! Каринку завтра привезите,
Выскакиваю из дома и бегу к калитке. Лицемеры. Все вокруг. Сплошные лицемеры. На ходу вызываю такси, почти ничего не вижу из-за слёз. Отбежав достаточно далеко, прислоняюсь к чужому забору. Трясёт. Не ждала поддержки, но ждала хотя бы понимания. Зато теперь точно только вверх, сбросив весь балласт, что годами облеплял.
Глава 22
Марат
Обычная неделя, а вымотала так, что врагу не пожелаешь. После разговора с Агатой поехал в гостиницу от работы, там обычно лётчики останавливаются. Наш перевалочный пункт. Рейс — постель — рейс — рейс — постель. Отвлекает. Когда появляется свободное время, голова начинает взрываться. Нет смысла спрашивать, где ошибся. Везде, блядь, тупо везде! Назад отматывать поздно, надо принимать решение в экстренной ситуации, да поздно. Самолёт уже ушёл в штопор, земля стремительно приближается. Так быстро, что закладывает уши.
Номер в гостинице простой: кровать, тумбочка и шкаф, куда можно повесить форму и положить пару маек. Кормлюсь в столовой, но если бы кто спросил, что ел эти дни, не вспомню.
— Ты что-то сдал, мужик, — говорит Карен, когда выходим после медосмотра. Впереди рейс в Волгоград, потом целые сутки выходной.
— Завтра отлежусь, — отмахиваюсь. Организм сбоя не даёт, а вот мозги шатает — мама не балуйся. Толком не знаю, за что ухватиться, как подступиться к Агате. К Ляльке не поехал. Не могу там. Удобная она, но не то. Это конец, правда? Не знаю. Насколько было бы проще, оставайся они в Сочи. Насколько было бы проще, умей я иногда включать голову. Дебил, блядь. Так тупо семью слил. Или не слил ещё? Агата сама на себя не похожа, никогда такой не видел — решительной, властной. От одного только тона пальцы на ногах поджимались. И это моя жена? Куда раньше смотрел, смотрел вообще когда-нибудь глубже?..
Приземлившись в Москве, включаю телефон. Три пропущенных от тестя. Агата уже рассказала? Сглатываю. Набираю сам.
— Утро доброе, Владимир Сергеевич. Что-то случилось?
— Это ты мне скажи.
Рассказала. Плохо. Всё очень плохо. Агата никогда родителям о наших ссорах не говорила, были они, конечно, мы же не идеальная семья.
Тесть ждёт на даче. Тёща не показывается, затаилась где-то. Глубоко вздыхаю, прежде чем войти в дом.
— Добрый день! — кричу в тишину дома.
— Я здесь, — доносится из глубины. Кабинет. Ну, конечно. Официально. Странно, думал, он ещё и мундир наденет, чтобы при параде. Взвинченные нервы в конце концов взрываются, и становится похуй. В конкретный момент, именно сейчас, готов ко всему.
Тесть стоит у окна. Сглатываю, останавливаюсь посреди кабинета. Жду. Сколько раз мы тут пили коньяк тайком от тёщи? Сколько раз обсуждали мою работу или политику? Осматриваю кабинет и понимаю, что по этим временам точно скучать не буду.
— Вот скажи мне, Марат, — начинает он, делая вид, что увлечённо рассматривает сад за окном, — ты охуел, или как?
Молчу. Пусть говорит, всё заслуженно. Он резко разворачивается. Рявкает поставленным голосом:
— Ты чем думал, мудак, когда хуй в ту пизду совал?! Ты, блядь, забыл, что такое презерватив?! Или потом на аборт потащить не мог?! Да хоть силой! Нахуя тебе ребёнок на стороне понадобился?! Агата с Каринкой не нужны были? Так нахуй с лётной полосы!
Его ноздри тяжело раздуваются, кулаки крепко сжаты. Видел тестя в гневе, но впервые он на меня направлен. Помню, как орал так же на Джона, только тот смотрел глазами тупой козы и улыбался. Шумно выдохнув, тесть качает головой:
— Всё понимаю, — говорит тише. — Работа нервная, расслабиться хочется, жена тоже имеет свойство приедаться. Но… — он делает шаг и становится почти вплотную. Тянет за воротник рубашки, чтобы наклонился — на голову меня ниже. — Но в голове всегда должно быть одно: семья важнее всего. Семья — твой тыл. Заболеешь — одноразовая за тобой ухаживать будет? Семья — имидж. Кого по службе двигают лучше? Холостых или женатых?
Тяжёлый кулак влетает под дых, выбивая воздух. Прижимаясь щекой к щеке, тесть ласково тянет:
— Мудила ты охуевший, Маратик. По морде бы тебе съездить, да людей жалко, что за тебя летать будут, пока в форму вернёшься.
Он отпускает, выдыхает и разом успокаивается: многолетняя привычка разом выпускать пар. Достаёт сигареты из кармана. Курит редко, очень редко. Прикурив, затягивается, выпускает дым. Я наконец нормально вдыхаю воздух, но в солнечном сплетении до сих пор печёт.
— Значит так, — говорит он, снова затягиваясь, — не знаю, что и как ты сделаешь, но Агату отпускать не смей. Никакого развода, понял?
Ошарашено киваю. Вот такого от тестя точно не ожидал. Думал, шантажировать будет, угрожать, связи подключит, чтобы с работы турнули… И такое могло быть, хотя этот вариант я в последнюю очередь рассматривал. Да и не увольняют за измену жене, нет такой статьи, а послужной список у меня идеальный. Но чтобы так… Какой же у них с Агатой был разговор? А если она сказала, что не хочет разводиться? Ну нет, тогда бы мы с тестем о другом говорили, или не говорили бы вовсе.
— В нашей семье не было разводов и не будет, — чеканит тесть. — Что бы там себе Агата не надумала. Кризис надо пережить. С бабой своей рви, без вариантов. Ребёнок… — Он морщится и тушит окурок в пустой хрустальной пепельнице. — Хочешь платить — плати, но чтобы без фанатизма. А сейчас руки в ноги и домой.
Домой. Легко сказать. Агата же выгнала. Но разговор с тестем внушает надежду. Может, всё наладится, вон, у него как просто звучит. Да и квартира моя так же, как и её. Имею полное право там находиться. Замолю прощение у Агаты. Когда на твоей стороне тяжёлая артиллерия в виде родителей, гораздо легче. Завоюю её заново, но сперва надо с Лялькой вопрос решить… Она девочка неглупая, поняла наверняка уже что к чему. Но уходить, не сказав ни слова, нехорошо. Да и не собираюсь я исчезать в никуда, Костика бросать.