Развод с миллиардером

Вильде Арина

Тимур снимает с себя пиджак, бросает его на диван. Расстегивает несколько верхних пуговиц на рубашке, словно они мешают ему дышать. Его движения резкие, мне в глаза он не смотрит. Боится того, что произойдет с нами после разговора, точно так же, как и я.

Он подходит к двери, той самой, что так манила меня все это время, и прикладывает к замку пластиковую карту-ключ. Короткий сигнал, и проход открыт. Я медлю лишь мгновенье, поднимаю на Тимура взгляд, полный вызова, прохожу внутрь и застываю на месте.

Сколько раз я представляла, что находится в этой комнате, но вот увидеть здесь детскую для мальчика точно не ожидала. Все мои надежды и мечты растворяются, превращаются

в прах при взгляде на синюю стену, плюшевого медведя и светильники в виде тучек.

У Тимура есть ребенок. Сын. Маленький мальчик. От другой женщины. И женщина тоже есть, скорее всего.

Слишком больно осознавать это.

Я оглядываюсь по сторонам. Белая кроватка, комодик, шкафчик с игрушками. На тумбочке в рамке единственное фото в этой комнате. Я беру его в руки, и по телу проходит электрический заряд. На ней Тим. Он счастливо улыбается, держа на руках малыша. Совсем еще кроха. Годик, может, полтора, не больше. Я жадно вглядываюсь в черты лица малыша, пытаясь отыскать схожесть с мужчиной, но он, скорее всего, похож на мать.

Все это время Тим молча наблюдает за мной, давая мне время осознать тот факт, что у него где-то есть семья. Зачем тогда ему я?

– Почему ты не сказал? – резко поворачиваюсь к нему, впиваясь пальцами в рамку с фотографией с такой силой, что ещё немного – и стекло треснет под моим натиском. Мой голос звучит так глухо, что я удивляюсь, как Тиму удалось расслышать меня.

– Это не так просто сделать, Майя, – невесело усмехается он.

– Что именно? Сказать: Майя, знаешь, у меня есть сын? – язвлю я. – О да, это очень-очень сложно, Тимур! – повышаю голос и взмахиваю рукой в воздухе. Чувствую, как от злости краснеет лицо, но успокоиться не получается. – И где он сейчас? Ты прячешь от меня своего ребёнка? Как это мило с твоей стороны, Тимур.

Аврамов не отвечает на мое замечание. Он вообще выглядит уставшим, осунувшимся, с темными кругами под глазами. Словно это он только что узнал о наличии у меня ребенка от другого мужчины, а не наоборот.

??????????????????????????

Нет, я, конечно, понимаю, что мы восемь лет не виделись, он и я взрослые люди со своими потребностями, да и я два года пыталась забеременеть от Саши, но зачем было молчать все это время?

Аврамов прячет руки в карманах, пересекает комнату и опускается на тахту у окна, откидывается на спинку, вытягивает перед собой ноги и устремляет взгляд в потолок.

– У меня был роман с моделью, – голос Тимура глухой, безжизненный. Выражение его лица отстраненное, словно сейчас он не здесь со мной, а где-то в своих воспоминаниях.

Я вся превращаюсь в слух. Возвращаю фотографию на место, сама же прислоняюсь спиной к стене, потому что ноги уже не держат.

Модель. Что ж, ему всегда нравились красивые девушки. И высокие.

– Ничего серьезного, обычный бартер, – продолжает он. – Она скрашивает мои ночи, взамен каждый месяц на ее счет падает приличная сумма. Я был предельно честен с ней и сразу сообщил, что на серьезные отношения не настроен. Катю это не смутило, ей нужна была красивая жизнь, она жила за счет мужчин, и ни для кого это не было секретом.

Тимур замолкает на какое-то время, устало потирает глаза. Этот разговор его тяготит, но я слушаю его, боясь упустить хоть слово. Потому что мне интересно узнать, как он жил без меня. А еще я начинаю ненавидеть эту Катю. Потому что у них с Тимом на всю жизнь останется связь в виде общего ребенка. Ребенка, которого я не смогу ему дать.

– Я всегда недооценивал женщин, Майя, – невесело усмехается он. – Она решила потащить меня под венец самым банальным способом: прекратила принимать таблетки

и сообщила прекрасную новость о беременности. Я был взбешен ее поступком, ведь ребёнок – это в первую очередь ответственность, да ещё и на всю жизнь, а ребёнок от женщины, с которой не собираешься строить семью, – не самая лучшая идея. Я не хотел, чтобы он чувствовал себя ненужным, рос в неполноценной семье, завидовал своим братьям и сёстрам, которые родились бы у меня от желанной женщины позже, но потом я успокоился и принял ситуацию. Сказал, что от ребенка не отказываюсь, они ни в чем не будут нуждаться с Катей. Но это совсем не то, что она желала услышать. Несколько месяцев нытья, ссор и истерик закончились тем, что она отправилась на вечеринку, напилась там какой-то дряни, после чего попала в больницу с угрозой выкидыша.

– Ох, – не смогла сдержать вздох удивления. Как можно быть настолько безответственным человеком? Ведь речь идет о здоровье собственного ребенка.

– Она сказала, что ей не нужен этот ребенок. Мы повздорили, но пришли к компромиссу. Я покупаю ей жилье в Майями, кладу на счет некую сумму, а она после родов пишет отказ от ребенка в мою пользу.

– Ты сам его воспитываешь? – срывается с моих губ. Но Тим игнорирует этот вопрос.

– Ярик был таким крохой и так на меня похож. – На лице Тима появляется грустная улыбка, а я могу поспорить над его схожестью с сыном: как по мне, там ни одной общей черты нет. – Я, когда взял его на руки, Майя, понял, что весь мир готов к его ногам положить.

У меня в груди щемит от его слов, потому что мне, скорее всего, никогда не удастся почувствовать это. А ещё я ревную его к сыну. Безумно. В частности потому, что это не наш ребёнок.

– Я нанял няню, поселил их в загородном доме, у меня тогда еще не было судоходной компании, только моя стивидорка, поэтому с легкостью перенес главный офис в столицу, чтобы быть чаще рядом с сыном. О Кате я и думать забыл, мы ведь с ней все порешали, она исчезла из наших жизней, а когда Ярику исполнилось четыре месяца, мне позвонила няня и в приступе истерики сообщила, что мой сын пропал.

Его грудь тяжело вздымается, а на лице играют желваки. Я замечаю, что Тим злится, пальцы сжаты в кулаки, он весь напряжен. Я тоже. Мне не нравится, в какую сторону сворачивает рассказ. История будет нелегкой, понимаю я.

– Она оставила его в коляске в саду на несколько минут, отошла за детской смесью, чтобы покормить его, а когда вернулась, коляска оказалась пуста. У меня не было тогда охраны, потому что в этом не было надобности. Я не успел нажить себе врагов, да и в стране я никому особо не был интересен, бизнес я вёл за границей, поэтому совершенно не понимал, что происходит и кому мог понадобиться мой ребёнок. А когда просмотрел записи из камер наблюдения, то не поверил своим глазам. Катя какого-то хрена вернулась и решила забрать сына. До сих пор не знаю, чего ей надо было: еще денег или же материнский инстинкт проснулся и совесть замучила? Да и никогда не узнаю. Их нашли через три часа. В морге, Майя. И Катю, и моего сына.

Его кадык дергается, он делает резкий вдох, тянется к воротнику, оттягивая его в сторону, словно он душит его, как удавка.

– О господи, – выдыхаю я, едва держась на ногах.

Хочется рвануть к Тимуру, обнять его, утешить. Ведь это в десятки раз больнее, чем потерять нерожденного малыша. Я не держала его на руках, не планировала его жизнь, не видела его глаз, не чувствовала запаха. Моя боль, по сути, ничто в сравнении с его.

– Погоди, но ведь малыш на фото гораздо старше, – с недоумением перевожу взгляд на рамку, которую всего несколько минут назад готова была разбить о стену.