Развод. Цена моего прощения
Шрифт:
Ланбин строит из себя мужика, сидит с прямой спиной, не прогибается и не заискивает, вот только взгляд выдаёт его. Он смотрит в сторону двери и прикидывает, как сбежать отсюда.
— Сбежать не получится.
Нервно смотрит на меня. Глаза бегают.
— Кто слил тебе всю инфу?
— Вы хотя бы часть денег мне дадите?
— Нет. Ты разве не понял, что это была наживка, которую ты очень удачно заглотнул. Тебе решать получить пулю в лоб или сдать всех. Я думаю жизнь даже подороже денег.
Сглатывает. Ну, видимо,
Скрещиваю руки на груди, смотрю на него в упор.
— Это Наташа. Ваша помощница всё слила. Она подошла за день до банкета. Предложила хорошо заработать, если выпущу статью. Сказала, что будет эффект как от бомбы, привлечёт внимание ко мне и к нашей газете. Я согласился. Она все бумаги предоставила и имена.
— Кто ещё?
Молчит.
— Я вроде тебе ясно объяснил, что на кону твоя жизнь. Кто ещё?
— Я не знаю её имени. Знаю, что живёт в Турции. Наташа на неё долго пыталась выйти. Она рассказала, как Лену тебе продала.
— Ясно. Как её найти?
— Этого я не знаю. Спросите у Наташи. Это же она её искала.
Подхожу к окну, смотрю вниз на город. Где-то там едет Лена. Наверно, плачет. Ненавидит меня. Пи**ец!
Бл***, опять отвлёкся.
— Молодец. Правильно поступил. Если всё сделаешь как надо, не побежишь Наташе докладывать и жаловаться, дам тебе чутка денег. За моральный ущерб. Договорились?
— Да.
— Можешь идти.
Как только дверь открывается и Ланбин выходит, в кабинет влетает Наташа.
— Кирилл, это вообще что было? Почему ты выгнал меня?
— Надо было поговорить.
— А я что мешала?
— Да, — смотрю на неё в упор. — Опять забылась, с кем разговариваешь?
Недовольное выражение сменяется маской беспрекословного подчинения.
— Прости.
— И не смей даже глаза на меня поднимать.
— Хорошо.
Слушается как вышколенная болонка. Именно такого послушания я хотел от Лены. А она никогда глаз не опускала. Как бы страшно ни было, всегда в глаза смотрела.
— Сегодня едешь ко мне.
На её лице появляется улыбка.
Только рано радуется. Думает, что я ради удовольствия её зову. Ублажить меня хочет. Грешки замолить. Вот только грехов у неё до хрена. ЗАмаливать их будет перед другими. А у меня целая программа заготовлена. И первым номером — признание Наташи. А вторым — её наказание.
Наташа уходит, а я снова смотрю на раскинувшийся под ногами город. Внешняя картинка притягательна, а если знаешь его изнутри, то не вызывает ничего кроме омерзения. Продажные женщины. Инфантильные мужики. Извращённые вкусы и тайные желания. Я слишком хорошо знаю эту сторону и Лене здесь совсем не место. Пусть лучше ненавидит меня за сегодняшний поступок, чем за всю правду, которую она может узнать обо мне.
И та картинка счастливой семьи, которая показалась мне ненадолго возможной, на самом деле неосуществимая мечта.
Глава 41
Ненавижу!
В голове без конца крутится одно слово.
Ненавижу за то, что сделал. Ненавижу за то, что поверила ему и думала, что сможет измениться.
Всю дорогу в такси я бессовестно плачу. Знаю, что сейчас идти за Ильёй в детский сад и моё зарёванное лицо увидят воспитатели, но ничего поделать с собой не могу.
Таксист поглядывает на меня в зеркало дальнего вида. А мне всё равно, будто никогда плачущих женщин не видел.
— Может, водички? — спрашивает таксист, а я взрываюсь новой порцией слёз.
Даже обычный незнакомый мужчина добрее ко мне, чем собственный муж. И эта мысль прожигает в груди дыру. Больно и стыдно.
— Ты попей, легче станет, — снова пристаёт таксист.
Я соглашаюсь. Делаю несколько больших глотков.
— Так, горько плачешь. Обидел кто?
Киваю, но продолжаю молчать.
— Не нужно обижаться и грустить,
Жалеть себя — плохое утешение…
Не можешь в жизни что-то изменить,
Ты измени своё к ней отношение…Слыхала такое?
Короткий монолог таксиста помогает переключиться.
— Да, слышала…но забыла.
— А ты не забывай. Мне кажется, это один из лучших советов, когда хреново.
Всё верно. А я тут сопли распустила. Надо просто смириться, что Кирилл такой, и перестать его пытаться спасти. Он хочет, жить как жил раньше? Пусть живёт. Только без нас. Совсем без нас. Завтра развод, пусть только попробует отказать и передумать.
Забираю Илью из детского сада, но вместо дома Зинаиду Степановны иду в полицию. Понимаю, что придётся пройти семь кругов ада и стыда, но я не хочу оставлять это просто так.
— Мама, а мы куда? — спрашивает Илья.
Смотрю на него.
Господи как же он похож на Кирилла!
Впервые чувствую раздражение из-за этого. Злость наваливается неожиданно. Злость на моего мальчика. Но он ведь не виноват, что его родители как калеки не умеют строить нормальные отношения. Меня пугают новые эмоции. Пугают так, что я приседаю на корточки перед сыном и обнимаю.
— Прости меня малыш. Прости.
— Мама, ты же хорошая. Ничего плохого не сделала.
— Знаю, малыш, просто прости, и всё. А хочешь, сходим в полицию на экскурсию? Хочешь?
Глазки загораются. Он давно уже просит сводить его в полицейский участок, остаётся лишь надеяться, что там действительно помогут устроить экскурсию, пока буду писать заявление. Я никогда не обращалась в полицию.
Руки трясёт мелкой дрожью, когда заходим отделение. Но надо отдать должное, мужчины в погонах оказываются не такими сволочными, как я себе представляла. Дежурный даже разрешает Илье зайти в его кабинет. Он так увлечён, что совершенно забывает обо мне.