Развод. Уходи навсегда
Шрифт:
Почти чёрная холодная вода реки масляно медленно текла равнодушно мимо нас.
– Я завтра встречусь с адвокатом, и он мне подробно всё расскажет. Но предварительно, как я поняла, мы выиграли очень хорошо. То, что Владислав стал козырять своими деньгами, сыграло с ним плохую шутку. Алименты назначили зверские! – рассказывала я, быстрым шагом преодолевая проезжую часть, чтобы подойти к парапету набережной.
– Я разведена, и сын будет жить со мной! – прокричала я над водой.
Мимо проезжала какая-то молодёжь на машине, и в приоткрытые окна раздавалась
И мы с Яром, не сговариваясь, сделали первый, длинный и плавный шаг друг навстречу другу.
Шаг, шаг, поворот. Прогиб. Шаг. Поворот. Поворот.
Танец зарождающейся скрытой страсти. Танец-обещание.
Танец возможных надежд.
Тридцать четвертая глава
Дача Игнатьевых располагалась на северо-западе Москвы. Огороженный гектар сосен и небольшой, по нынешним меркам, скромный дом. Одноэтажный, но с мансардой в центральной части и балконом, нависающим над входом.
Всё добротное. Построенное ещё в начале прошлого века дедом Игоря Александровича.
Даже оконные рамы не привычно-пластиковые, а деревянные. Отлично подогнанные и прокрашенные. В верхней части дроблёные планками на более мелкие стёкла. А в средней части окон устроены маленькие открывающиеся створки – форточки. Для проветривания.
На территории я не заметила особых грядок, как это принято у огородников. Да и клумб тоже не было видно.
Немного вдали, вдоль дорожки, виднелась небольшая теплица и ещё крошечный домик. Баня, наверное.
Воздух! Изумительный воздух соснового бора. Прогретого солнцем и продуваемого ветрами. Высоченные красавицы, сияя солнечными жёлто-оранжевыми стволами шумели кронами в вышине, дразня ускользающим смолистым запахом и тихонечко поскрипывая. Вроде совсем недалеко от Москвы, но какой же упоительный здесь воздух! Свежий и терпкий. До головокружения. Его можно было пить, как нектар.
Нас встречали.
Софья Владимировна куталась в пуховый платок на крыльце, прислонясь к дверному косяку.
Пока я парковала машину и выгружалась, помогая выйти Данилке, Ярослав уже подошёл к матери и выговаривал ей, бережно обнимая за плечи.
Поскуливал, радуясь встрече, его пес рядом. Виляя всем собой сразу от счастья и тыкаясь холодным носом во всех гостей скопом.
– Мама! Зачем ты вышла? Сидела бы в тепле, а то ещё простудишься. Долго ли прихватить на ветру!
Софья Владимировна улыбалась сыну, поглаживая его руку, и немного покачивала головой.
– Вероника! Я так рада, что ты согласилась приехать! – протянула она ко мне свои сухие маленькие ладошки. – Здравствуй! Проходите, будьте как дома. Мы рады вам!
Данечка немного смущался в незнакомой обстановке первое время. Затем Яр увёл его показывать кабинет, и они там застряли надолго.
Когда я из любопытства заглянула в комнату, то увидела увлечённо разговаривающего с Ярославом сына. Они стояли напротив большого глобуса, и что-то с интересом на нём рассматривали,
Так увлекательно, что мне немедленно захотелось присоединиться. Но я аккуратно отступила из кабинета, оставив мальчишек одних под понимающим взглядом хозяйки дома.
– Не волнуйся! – произнесла она, улыбаясь, – там настоящая комната сокровищ для мальчишек с пытливым умом. Ещё придётся вызволять их оттуда на обед.
Мы ушли с Софьей Владимировной на кухню, неожиданно очень современную и лаконичную. Со шкафами до потолка и пустыми рабочими поверхностями. Металл, стекло, пластик. Никаких лишних деталей. Только кружевные занавески на окне контрастом подчёркивали эргономичность комнаты приветом из прошлого.
За чаем с вареньем с неизменными за десять прошедших лет пирожками я рассказала этой уютной женщине с понимающими глазами всю свою семейную жизнь. Незаметно для себя. Уже перейдя к разводу и мерзости тех событий, я очнулась, что, пожалуй, не стоило грузить так пусть доброжелательного, но всё-таки чужого пожилого человека. Но Софья Владимировна успокоила меня, уверяя, что ей интересна моя жизнь, а мне необходимо выговориться. И желательно с нейтральным человеком.
Нам всем так не хватает понимающего нейтрального и неосуждающего человека рядом.
– Я вчера в обед встречалась со своим адвокатом. И попросила его, чтобы он сам вёл моё дело о разделе имущества с бывшим мужем. Не привлекая меня, – пригревшись среди доброжелательного окружения, разоткровенничалась я.
– Знаете, я поняла, что частые встречи на судах с моим бывшим вредны для меня. Та ненависть и злость, что он излучает, разрушает меня. Немотивированная ненависть. Желание сделать мне больно. Обидеть.
Это порождает во мне ответную реакцию. Ответную ненависть, – говорила я, горячась, видя в глазах сидящей напротив женщины понимание.
– Дело мужчин воевать и сражаться. Тем более, если есть возможность поручить специалисту то, что не приносит тебе счастья, – проговорила Софья Владимировна, чуть улыбаясь.
– Я не хочу ненавидеть. Обида мешает мне счастливо жить. У меня нет цели наказать бывшего мужа. Пусть он живёт так, как может! Я не прокурор и не вершитель судеб! Не нужно мне такой ответственности. Хочу жить спокойной и счастливой жизнью. Растить сына и радоваться жизни.
Мне не приносит удовольствие несчастье другого. Я не хочу мести. Я хочу справедливости. По закону, – сформулировала я свои желания.
Я замолчала. Затем посмотрев с благодарностью на Софью Владимировну, сказала с чувством:
– Спасибо!
Пока я говорила, сам собой на столе материализовался обед. На плите разогревался борщ, а в духовке пеклось мясо.
Мы решили накрыть большой стол в гостиной, потому как ждали к обеду Игоря Александровича.
Гостиная сохранила в себе черты ещё той, далёкой дачной жизни. Очень светлая, с закрытой сейчас, но всё равно дающей ощущение пространства верандой, расположенной на тыльной стороне дома окнами на сосновый бор, укутанный снегом.