Развод
Шрифт:
Воскресенье, 6 августа 1995 года
15.45
Джим, два громадных чемодана и я находимся в прихожей; мы только что вернулись из нашего первого совместного заграничного путешествия — семидневной туристической поездки на Мальту. Погода была хорошей, и мы неплохо провели время, хотя и я, и он с большой натяжкой посчитали бы это отдыхом. Последние несколько месяцев наши с Джимом отношения были какими-то расплывчатыми. Джим все еще без ума
— Дом, родимый дом, — напеваю я, просматривая почту.
— Кто-нибудь есть, — кричит Джим, задрав голову. — Да нет, все разошлись куда-то. Никто и не подумал о том, чтобы устроить нам торжественную встречу.
Я перебираю почту: счет за газ, письмо из студенческой кассы взаимопомощи, два корешка-чека покупки по кредитной карточке, разная макулатурная почта и среди всего этого ослепительно белый конверт с лондонским почтовым штемпелем, который я сразу же раскрываю.
— Что это? — спрашивает Джим.
— Помнишь, я в начале года обращалась в несколько издательств с просьбой пройти у них практику? — невнятным взволнованным голосом бормочу я, вчитываясь в письмо. — Так вот, «Купер и Лоутон» ответили мне.
— Отлично, — говорит Джим. — Несколько недель в Лондоне — это то, что надо.
— Это даже лучше, — отвечаю я. — Фактически, это лучше, чем я могла ожидать: они приглашают меня на собеседование на должность редактора. Это просто фантастика!
— Здорово, — говорит он каким-то усталым, кислым голосом, целует меня в щеку, молча берет мой чемодан и также молча тащит его наверх.
20.59
Мы с Джимом и с моими соседками сидим в пабе. Джим почти весь вечер молчит. На него это нашло сразу, как только я получила эту окрыляющую новость. Несколько раз я спрашивала его, в чем дело, но он всякий раз отвечал мне, что никаких проблем нет.
— Что с ним? — задает вопрос Джейн, когда Джим уходит в туалет.
— Он весь вечер какой-то потерянный, — замечает Мэри.
— Вы что, поссорились? — спрашивает Джейн.
— Нет, — вздыхаю я. — Просто он надулся.
— А отчего мальчики могут дуться? — донимает меня Джейн.
— А это единственный способ, при помощи которого они могут общаться, — говорит Мэри.
— Лично мне нравится, когда Джим дуется, — отвечаю я. — Он тогда ну точь-в-точь маленький мальчишка. Маленький мальчишка, который боится признаться, что у него на уме. Я-то знаю, что у него на уме, хотя я ничем не могу ему помочь, даже если он скажет, в чем дело.
— И в чем же дело? — спрашивает Мэри.
— Я думаю, здесь две причины.
— Надеюсь, это не из-за предстоящей поездки в Лондон по поводу работы?
— Ты не можешь пренебречь таким шансом, — безапелляционно заявляет Джейн. — Такой случай может больше не представиться.
— Я понимаю, но если я приму предложение, то, чувствую, мне придется коренным образом перестроить всю свою жизнь.
— Так это же хорошо, разве нет? — восклицает Мэри.
— Дело в том, что мне нравится моя нынешняя жизнь. Мне нравится быть с Джимом. Мне нравится то, чего мы достигли. Но что будет, если мне предложат работу в Лондоне? А если это разведет нас в разные стороны? Тем более что он только-только начал трудиться на новой работе…
Джим возвращается из туалета, и я сразу же умолкаю.
— Я думаю, малышки, что не стоит больше ничего заказывать, — говорит он, зевая. — Я чувствую себя страшно усталым. Пойду-ка я домой.
— К себе или ко мне?
— К себе.
— Но я думала, тебе бы… — Я не заканчиваю фразы. — Ладно, тогда пока. До завтра.
Он кивает и уходит, не поцеловав меня на прощанье.
— Внутренние переживания, — говорю я, провожая его взглядом. — Я понимаю, у него достаточно оснований тревожиться о нас, и меня, и маму это тоже волнует. Я не понимаю, как развиваются такого рода отношения. Я не знаю, как они не прекращаются, не сходят на нет. Создается впечатление, что как будто каждый день появляется что-то новое, возмущающее ваше душевное спокойствие.
23.07
Мы с девушками только что вернулись домой. Сидим на кухне, пьем чай и болтаем, но постепенно, одна за одной желаем друг другу «доброй ночи» и отправляемся готовиться ко сну. Я иду в ванную последней. Пока я снимаю макияж и умываюсь, Диско прохаживается рядом и бросает на меня осуждающие взгляды. Я, наверное, единственное в мире существо, которое может почувствовать себя виноватым перед кошкой, а причина в том, что я внезапно принимаю решение идти к Джиму. Когда я пробираюсь к нему в комнату, он уже в постели. Я в темноте раздеваюсь, бросая свою одежду беспорядочной кучей на пол рядом с кроватью, и залезаю к нему под одеяло.
— Я тебя разбудила? — спрашиваю я шепотом.
— Да, — тихо отвечает он. — Послушай… вечером… я вел себя… ну, в общем… я прошу прощения.
Мне нравится, что он говорит со мной так, как будто я не совсем понимаю, о чем идет речь, однако я, конечно же, моментально врубаюсь в тему. Мы можем вдруг начать разговор, совершенно непонятный для посторонних, или продолжить говорить о том, о чем начали говорить несколько часов назад.
— Я думала, ты радуешься за меня.
— Я и радуюсь. Просто я знаю, к чему все это приведет, а вот этому-то я и не рад.
— Но это всего лишь собеседование. И скорее всего, я не пройду его должным образом.
— Пройдешь. Ты и сама знаешь, что пройдешь.
— Но я не хочу этого места. — Нет, конечно же, я очень хочу эту работу. Я ничего так не хочу, как эту работу. Было бы свинством с моей стороны, если бы я соврала тебе. Хотя ложь — это как раз то, что каждый из нас хотел бы услышать.
Воскресенье, 20 августа 1995 года
13.20