Развод
Шрифт:
— Давай спрашивай.
— Примерно через четыре месяца после того, как мы разошлись, я стал смотреть «Профессионалов».
— «Профессионалов»?
— Да, ну ты же знаешь это телешоу семидесятых годов с Боди и Дойлом на «форде-капри», там все время гоняются за преступниками.
— А, это, помню.
— Ага, значит, помнишь? Первые серии показывали по кабельной сети. Вспомнила?
— Я помню, что ты доводил меня до слез этими фильмами.
— Я сказал тебе, что хочу полностью записать все сюжеты всех серий.
— Я помню это, но помню только потому, что ты объявил, что не собираешься смотреть их.
— Ну так вот, однажды, когда я
— Нет.
— Тогда я тебе скажу. Я увидел сюжет с Рикки Лэйк [63] .
— И ты думаешь, что это сделала я?
— Конечно, ты сделала это, должно быть, после того, как мы из-за чего-то поругались, потому что знала, что этим сорвешь все, что я задумал.
63
Американская актриса, известная по фильмам «Мамочка-маньяк», «Живодер», «Плакса».
— Ну а разве других эпизодов тебе было недостаточно?
— Нет. Я хотел просмотреть их в хронологическом порядке — именно это было для меня важно.
— Ты, вероятнее всего, прав, считая меня виновницей, — говорю я как бы между прочим. — Не могу представить себе, что ты хоть когда-то намеревался записывать Рикки Лэйк. Но тот эпизод с ней был хороший.
— Ведь ты сделала это намеренно, признайся?
— Вообще-то, мне, вероятно, доставило бы радость видеть, как ты расстроен; думаю, что, очевидно, сделала это я, но сделала непреднамеренно. Я не настолько мстительна. Я думаю, что все произошло случайно: ты после записи оставил в магнитофоне кассету, а я решила, что она пустая.
— И ты даже не проверила? Ну как можно так безответственно относиться к видеозаписям?
— Это, конечно, безответственность, — соглашаюсь я, пытаясь подавить смех. — Ты еще и сейчас переживаешь это, да?
— Не так сильно, но переживаю, — полушутливо отвечает Джим.
— Ну вот, — с кротостью в голосе говорю я. — Думаю, что я выговорилась и от этого мне стало легче.
13.05
— Когда стало ясно, что мы непременно расстанемся, ты не допускал, что мы сможем поддерживать контакт друг с другом? — спрашиваю я Джима.
— Я был уверен, что этого не будет, — отвечает он.
— Я тоже. Я не представляю себе, как мы могли бы оставаться в жизни друг друга после всего произошедшего.
— Мы слишком далеко зашли, чтобы думать о каких-либо контактах после разрыва.
— Я бы с большей охотой согласилась никогда тебя не видеть, чем перейти в разряд твоих друзей. Лучше вообще раствориться в воздухе. Или перестать дышать.
— Ну а если бы я умер?
— Если бы ты умер тогда, я пришла бы на твои похороны. Думаю что я бы искренне опечалилась и даже всплакнула бы, не скрывая слез.
— Почему?
— Потому что тяжело испытывать неприязнь к умершим.
Мы снова надолго замолкаем, потом без всякой причины начинаем смеяться.
13.10
— Даже не верится, что мы проговорили уже почти час, — говорю я Элисон. — Готов поспорить, что ты уже давным-давно порываешься уйти.
— Да нет, совсем нет. Мне действительно нравится говорить с тобой.
— Но тебе ведь надо идти?
— А
— На сегодня у меня намечена одна работа на выезде, но это не так важно. А что у тебя?
— Мне не надо никуда идти.
— Может, выпьешь что-нибудь еще?
— Если можно, стакан белого вина, — говорит Элисон. — Сухого.
— Может, ты проголодалась? Я попрошу, чтобы принесли меню.
Элисон смеется:
— И мы что, будем вместе обедать, так? И тебе это не покажется странным?
— Понимаю, о чем ты. Тогда арахис? Ведь пакетик арахиса не вызовет кривотолков, согласна?
— Согласна. Арахис так арахис.
13.17
— Я, пока ходил в бар, подумал, — говорю я, возвращаясь с арахисом, белым вином и кружкой «Гиннесса», — с каким скептицизмом ты относилась ко всему в самом начале наших отношений.
— Неужели?! — удивленно восклицает Элисон.
— Да, именно так и было.
— Я ничего подобного за собой не замечала.
— Я даже больше скажу тебе, в самом начале наших с тобой отношений ты вела себя так, как будто ты была мужчиной, а не я. Признаюсь тебе до конца — хотя это и не легко, — в начале наших отношений именно я чувствовал себя совершенно беззащитным. Я так и не мог свыкнуться с тем, насколько твердой ты подчас можешь быть. Дело в том, что, когда мы начали встречаться, я в полном смысле слова боготворил тебя. Я никогда даже не подозревал, что со мной может быть такое. И вот в самом начале, в основном из-за того, что ты временами проявляла невероятную сдержанность, я прихожу к выводу, что ты требуешь к себе более уважительного отношения, чем любая из женщин, с которыми мне прежде доводилось иметь дело. Я думаю, что раньше у меня были женщины, которым я был не интересен, — наверняка в таком положении побывало большинство мужчин. Но вот заполучить женщину, которой ты интересен, но которая полностью контролирует свои чувства — это нечто совсем другое.
— Ты хочешь сказать, что многие женщины, общаясь с тобой, не контролировали свои чувства? Так вот почему тогда у тебя была репутация ненадежного ветреника.
— Да нет, я не о том. Я хочу сказать, что ты была… сдержанной. Так я тогда называл тебя. Сдержанной. Но, по мере того как углублялись наши отношения, твои защитные меры ослабевали. Сначала это мне нравилось, потому что свидетельствовало о том, что мы больше не играем в игры. Мы были равноправными, и наше желание развивать отношения было одинаковым. Дело в том, что, если любую точку нашей совместной жизни представить графически, отложив по вертикальной оси величину желания развивать отношения, а по горизонтальной оси — время, а затем соединить множество этих точек линией, моя линия будет, к примеру, синей, а твоя розовой…
— Розовой! — смеется Элисон. — Ты хочешь прочертить мою линию розовым? Да я терпеть не могу розовый цвет. Ты когда-нибудь видел на мне хоть что-нибудь розовое? Да ты просто неандерталец.
— Ну хорошо, какой цвет тебе милее?
— Зеленый.
— Хорошо, пусть будет зеленый. Так вот, в начале моя линия располагалась намного выше твоей, но по мере продолжения наших отношений обе линии — голубая и зеленая — пошли рядом. И расположились одна над другой. И такое положение сохранялось довольно продолжительное время, а затем, в то время как моя линия продолжала сохранять прежний характер движения, твоя начала резко взмывать вверх, как ракета, запущенная к Луне или куда-то в космос. Это было странно. Это вызвало какое-то непонятное замешательство.