Развод
Шрифт:
Лао Ли с трудом сдерживал гнев.
– Пощади Сючжэнь, тебе хорошо заплатят!
– И не стыдно тебе, Лао Ли? Что значит «пощади»? Бить тебя за это надо! А на что я могу рассчитывать?
– Скажем, на дом.
Сяо Чжао покачал головой:
– Один? Выручить коммуниста за один дом?
– Но Тяньчжэнь ведь не коммунист!
– Это не важно. Его могут не выпустить. Одно слово – и Тяньчжэня не будет, пусть Чжан Дагэ подумает.
– Сколько же ты хочешь?
– Может, я все хочу!
Лао Ли чуть не поперхнулся и побагровел от злости.
– У Чжан Дагэ всего три дома, это вся его жизнь.
– Ладно,
– А что ты скажешь, если я дам тебе немного денег и в виде любезности попрошу согласиться на один дом?
– Смотря сколько дашь!
– Двести. Больше нет, хоть на колени меня ставь.
– Двести пятьдесят, идет?
– Ладно. Чжан Дагэ отдает дом, а я двести пятьдесят юаней. Ты освобождаешь Тяньчжэня и оставляешь в покое Сючжэнь. Договорились?
– Ради друга я готов и на такую жертву!
– Ладно, бери ручку и ниши.
– Что там писать. Дело выеденного яйца не стоит. Разве моего слова не достаточно?
– Не достаточно! Пиши и ставь подпись!
– Пусть будет по-твоему. Беда с этими образованными! А что писать?
– Пиши, что ты сегодня взял у меня двести пятьдесят юаней. Когда Тяньчжэнь живым и невредимым выйдет на свободу, его отец отдает тебе дом. И еще – что ты оставишь в покое его дочь. В общем, в таком духе!
Сяо Чжао рассмеялся и вынул ручку:
– Не думал я, Лао Ли, что ты такой жестокий, хотя знал, что с тобой шутки плохи. Да, вредный ты человек. Подписывать такой пустяк! А может, еще приложить палец вместо печати?
Сяо Чжао написал два одинаковых документа.
Лао Ли едва вывел свою подпись, так у него дрожали руки. Ему хотелось уничтожить Сяо Чжао, но ради друга он готов был иметь дело даже с таким негодяем. Что и говорить, Сяо Чжао – человек более чем современный, а Лао Ли в конечном счете такой же, как Чжан Дагэ! Лао Ли бросил на стол чек.
Сяо Чжао взял его, осмотрел со всех сторон и, осклабившись, положил в бумажник:
– Держишь деньги в банке? Капиталист! Знай я раньше, поторговался бы с тобой. И много накопил?
Лао Ли пропустил его вопрос мимо ушей.
С распиской он отправился к Чжан Дагэ. Тот был очень растроган, и Лао Ли стало еще тяжелее. Он думал, что нашел наконец в этой серой жизни для себя утешение, стал героем трагедии. А вместо этого уподобился Чжан Дагэ; к великому удовольствию Сяо Чжао, позволил ему поглумиться над собой да еще сорвать куш.
«За что Сяо Чжао так ненавидит меня? – Это была единственная мысль, оставшаяся в душе Лао Ли. – Наверно, за то, что я еще не окончательно превратился в Чжан Дагэ. Должно быть, так. Как все это скучно!…»
Лао Ли возвращался от Чжан Дагэ с поникшей головой. Жене он ни слова не сказал о том, что отдал Сяо Чжао двести пятьдесят юаней. Даже жене приходится лгать!
4
Зарозовели абрикосы, а Тяньчжэнь все еще не был на свободе. Праздник лета [50] принес веселье и радость. Все двери были украшены ветвями священной ивы, артемизиями, талисманами и изображениями судьи Бао [51] . Только в доме Чжан Дагэ не слышно было смеха, сердца
50
[50] Праздник лета – летнее равноденствие.
51
[51] Ветки священной ивы и артемизии – по поверьям, предохраняют от нечистой силы. Судья. – Здесь имеется в виду судья подземного царства.
Когда Лао Ли встречался с Сяо Чжао, тот всякий раз заявлял:
– Я всех делал, но не могут же его сразу выпустить! Не так это просто. Думаешь, я меньше тебя заинтересован? Думаешь, не хочу получить дом? Я только этого и жду: будет дом – будет свадьба!
У Лао Ли пропала всякая охота справлять праздник лета; госпожа Ли забеспокоилась: что это с ним? И снова стала следить за госпожой Ma-младшей, даже Лин и Ина подучила шпионить.
После праздника явилась Туша с таким запасом слез, что ими можно было оросить весь двор.
– Конец, конец мне пришел, развожусь! Теперь некуда податься, только к вам! Мы, сестра, обе несчастные, но с Лао Ли я посчитаюсь! Это он испортил мне жизнь, и я не оставлю его в покое.
– А что он сделал? – Госпожа Ли побледнела.
– Что сделал, спрашиваешь? Я все узнала, это он спихнул моего мужа. Если бы не он, мой муж не лишился бы места. Я узнала! У меня есть доказательства! Но это не все, он получает два жалованья. Нашел какого-то Вана, который от силы два раза в месяц бывает на работе, чтобы получить свои пятнадцать юаней, остальные идут в карман Лао Ли. Не веришь? Только недавно он дал двести пятьдесят юаней Сяо Чжао, откуда он их взял? Ты знаешь?
– Не знаю. – Госпожа Ли глотнула воздух.
– Оно и не удивительно, глупая моя сестра! Откуда тебе знать! Позавчера он через Сяо Чжао передал моему мужу пятьдесят юаней. Я выгнала бы Сяо Чжао, если бы не знала, что его прислал Лао Ли. Сяо Чжао мне все рассказал: как Лао Ли хотел купить дом у Чжан Дагэ, как подзуживал мужа развестись со мной, чтобы потом запугать тебя и взять себе наложницу. Ничего не подозревая, муж принял эти пятьдесят юаней, а меня выгнал вон! Он взял себе молодую, я не стала связываться, а теперь я ему не нужна! И все это Лао Ли, все Лао Ли. Я ему этого не прощу! Пойду в управление, пусть знают, какой он. Подумаешь, чиновник! Да будь он хоть сам император, я из него всю душу вытряхну!
Госпожа Ли едва не утонула в море слез.
– Сестра, погоди скандалить, подумай об этих крошках. Если его выгонят, что мы будем есть? Пожалей меня, я все разузнаю и рассчитаюсь за тебя. – Наговорив еще много жалостливых слов, госпожа Ли в конце концов убедила Тушу.
После ее ухода госпожа Ли чувствовала себя, как муравей на сковородке. Она долго размышляла, а потом оставила детей на попечение госпожи Ma-младшей и отправилась к госпоже Цю за советом.
Желая продемонстрировать свой сильный характер, госпожа Цю не дала гостье рта раскрыть и без конца тараторила о своих собственных делах: