Развод
Шрифт:
– А ребенок?! – возмутилась я.
– В том-то и дело, что я не хочу, чтоб он был единственным, на чем всё станет держаться. Если Донун не собирается осознавать своих ошибок и исправляться, то и я не буду ничего делать. А про ребенка ему вообще знать тогда не надо! – дивясь подобной горделивой глупости, я покосилась на Йесона, который уже абстрагировался от звонка и смотрел в сторону. Ясно, «женский разговор», как он и хотел.
– Да что такого Донун плохого сделал? Чем вдруг стал нехорош?
–
– Ничего подобного, он просто обмолвился о разводе, потому что очень расстроен из-за него. Сора, ты бы его видела! Он страдает из-за всего этого. А то, на что ты намекаешь, исправить, увы, нельзя.
– Так, хватит. – внезапно и грубо оборвал нас Йесон, беря телефон со стола в руку. – Мы ничего никому говорить не будем, но я надеюсь, что вам двоим достанет ума уладить свои проблемы без сторонней помощи. Он уже не мальчик, и ты уже не девочка, и вести себя, как детсадовцы, играя в обиды и молчанки, как минимум бессмысленно. Закругляйтесь с этим цирком и не пытайтесь искать внешние причины бед, когда они только в вас.
– Извини, что побеспокоила! – гневно бросила Сора и положила трубку. Йесон прикрыл веки и потер их и переносицу, шумно выдохнув. Протянув «м-да», я заболтала свешенными со стола ногами.
– Я была такая же на ранних сроках? – он покачал головой. – Иногда она скажет или сделает что-нибудь, и у меня возникает неловкое ощущение, будто она твоя любовница.
– Я не люблю взбалмошных женщин. – посмотрел на меня муж, опустив руки и сунув их в карманы брюк.
– А я, по-твоему, не взбалмошная?
– Тебе можно быть какой угодно. Я, наверное, неправильно выразился; я не люблю женщин, которые не ты. – обволакиваемая его сладкозвучными речами, я помолчала, прежде чем продолжить незаконченное.
– Возможно, это из-за её бывшей должности твоей секретарши. Молодые секретарши всегда ассоциируются с этим.
– Возможно.
– Ты мне изменял когда-нибудь? – посмотрев ему в глаза, прямо и спокойно спросила я. Йесон подошел ко мне, не отводя того чарующего и проникающего в суть мироздания взгляда, нужного мне для доверия.
– Клянусь, что с тех пор, как мы женаты, ни одна другая, кроме тебя, даже не видела меня голым.
– Мне ли не знать, - улыбнулась я. – Что ты способен совокупляться не раздеваясь. Особенно это было бы удобно в перерывах между брифингами, в своём кабинете.
– Тебя правда грызут подозрения на счет Соры? – муж ухмыльнулся на один бок. – Родная, я не переспал бы с ней, даже если бы меня грозили пристрелить. Разве что меня бы ею изнасиловали при каких-нибудь немыслимых обстоятельствах, взяв меня в заложники, угрожая чем-нибудь серьёзным под надзором маньяка-извращенца. Ты можешь себе такое представить?
– Нет.
– тряхнула я головой, положив ладони ему на грудь в твердом, защитном панцире. – Ведь главный маньяк-извращенец
– Вот видишь, тогда тебе не о чем беспокоиться. – погладил он меня по щеке, но не поцеловал, посерьёзнев. – И если уж говорить о ревности, то ты опять сегодня оказалась наедине с Донуном. Ещё и в еле прикрывающих задницу шортиках, - Йесон шлепнул меня по ней, собственнически поджав губы, белеющие при подобных темах. – Можно было надеть что-то поприличнее, когда меня нет рядом?
– Что? Длинную мусульманскую юбку? Чадру? – развела я руками. – В такую жару ничего иного не наденешь!
– Но прекрати хотя бы проводить всё свободное время с Донуном! У меня кровь в жилах от него уже стынет, а мне с ним ещё сотрудничать! Вы за столько лет не наобщались? В самолете вместе, прилетели – вместе пить, и сегодня вместе! – я заметила, что он разъяряется не на шутку, и подозревала, что к ревности подлило масло затронутое косвенно Сорой отношение Донуна к Джесобу. – Я схожу с ума, когда ты с другим!
– «Другой» не чужой человек, всё-таки. Нам было что обсудить, ведь он узнал, что Джесоб…
– Плевать я хотел, что он узнал. – оборвал меня Йесон. – Пусть оставляет свои знания при себе.
– Послушай, сколько можно, в самом деле, замалчивать? – решила я, что не стоит больше обходить эту повесть стороной, коль скоро она тут и там всплывает.
– Хотя бы друг с другом мы можем поговорить начистоту? Мы как раз собирались ещё поговорить о воспитании детей, и это очень вовремя, поскольку насчет Джесоба, например… наверное… - видя, как сереет и застилается мрачной тенью лицо супруга, я стала запинаться. – Наверное… теперь… когда Донун знает… он имеет право… не меньшее, чем ты…
– Ну, продолжай. – уставился он на меня в упор, задвигав челюстью. У меня задрожали руки.
– Потому что…
– Давай, говори.
– Он же не твой сын. – вымолвила я и закрыла глаза, сильно-сильно сомкнув веки. В номере повисла тишина, и мне не хотелось смотреть на лицо Йесона. Может, и не следовало произносить этого, но сколько можно жить, делая вид, что этого факта не существует? К тому же, теперь об этом знают Донун и Сора, почему нельзя признать данность? На моё плечо опустилась рука и я сжалась. Стиснув его, пальцы сдернули меня со стола, и мне пришлось открыть глаза.
Рассвирепев, Йесон подвел меня к стене и прижал к ней, придавив собой и расставив руки по обе стороны. Взбешенный, он всегда был страшен своей решимостью, и у меня задрожали не только руки, но и колени.
– Он мой сын! Мой! – дерзко, властно и с угрозой прошипел муж, стукнув кулаком рядом с моим ухом. – Почему ты не хочешь принять этого? Зачем тебе ещё варианты? Ты хочешь иметь что-то общее с Донуном, чтобы иметь повод постоянно с ним якшаться? Или что? Не можешь или не хочешь его забыть? Зачем тебе какой-то отец Джесоба, кроме меня? Я люблю его, он не как родной мне – он мне и есть родной, потому что я вырастил его с маленького возраста, я знаю все его болячки, все достижения в учебе, всё о нем знаю, потому что я его отец! Я! И плевать на ДНК и прочие научные шаблоны!