Разящий клинок
Шрифт:
— Ты говоришь, как мой отец, — бросил Деметрий.
Дариуш вздрогнул — какая странная и нетипичная реплика.
Деметрий посмотрел на своего чародея, Аэскепилеса. И на бывшего главного камергера.
Аэскепилес очень тихо сказал:
— Я уже говорил, что мы должны убить императора. А потом представить все так, будто его убил в отчаянии неприятель. О последнем я позабочусь. Но он должен умереть, а для этого нужно атаковать. Если императора перенесут через горы...
— Через Пеналты? В конце зимы? — рассмеялся Деметрий и покачал головой. —
Дариуш, который охотился в Пеналтах с малых лет, не согласился.
— Милорд, — сказал он.
Деметрий поднял руку.
— Не надо брюзжать, мне нет до этого дела. Мне не интересно отсиживаться в снегах и ждать, когда они перемрут от голода. Или хуже — сдадутся, и у нас будет куча свидетелей.
— Это можно уладить, — улыбнулся Аэскепилес.
Деметрий умолк. Его взгляд стал жестким.
— Мне ясно, колдун, что ты мне нужен. Но берегись. Когда все кончится, нам понадобится империя. Если я перебью гвардию, то кто защитит меня, когда я стану императором?
— Вашего отца, вы хотите сказать, — осторожно поправил Дариуш.
— Мой отец... м-м... отошел от воинских дел, — сказал Деметрий. — Эта борьба его больше не заботит, и он собирается в монастырь.
Отвернулся почему-то не Деметрий, а Аэскепилес.
Дариуш поджал губы, потом кивнул.
— Понятно, — ответил он.
Главный кавалерийский отряд возглавил сэр Кристос. У каждого фракейского страдиота было по две лошади, и теперь, когда разведчики расчистили землю, кони отлично шли по снегу. Деметрий выступил во втором дивизионе со всей бывалой отцовской пехотой, а сэр Стефанос собрал арьергард, объединив внушительный отряд фракейских крестьян, вооруженных топорами, лучников из поместий вокруг Лоники и наемную истриканскую кавалерию.
Путь, на который разведчикам понадобился целый день, войска проделали всего за четыре часа. Они наскоро разбили лагерь у подножия высокого кряжа и связались с пикетом Верки, находившимся на вершине. Разорили лес и соорудили большие костры, вид на которые перекрывался ордой продрогших часовых и заснеженной горой.
Перед рассветом Верки двинул армию по склону вверх. Луна высвечивала дорогу — если можно так выразиться: то была черная полоса замерзшей грязи, пересекавшая белоснежный покров, но шли они достаточно быстро. Когда сумерки почти сменились зарей, они различили строй неподвижных часовых в красных камзолах и яркое мерцание сорока костров. Увидели восходящий к небу дым и почувствовали его запах. Великолепный красный шатер, стоявший посреди лагеря, был хорошо заметен, как и сорок тяжелых фургонов с неприятельской поклажей.
Дариуш считал план безрассудным — он так и сказал и теперь завороженно наблюдал за тем, как Деметрий осторожно передвигал свое войско.
По приказу молодого командира Аэскепилес послал в небеса маленькую шаровую молнию.
Фракейцы взревели, как монстры из земель Диких. Ветераны герцога Андроника ринулись вперед, распевая псалмы. Кавалерия надвинулась с флангов.
На востоке, за морем, солнце уже показалось над горизонтом, но здесь, в горах и вдали от берега, оно проявилось только оранжево-розовой каймой, очертившей горные пики. Проваливаясь в снег, атакующие спешили вперед.
Кто-то истошно заорал от нестерпимой боли.
Рухнула лошадь.
Неприятельские часовые не двигались и не били тревогу.
Упал еще один человек. Это случилось невдалеке от Дариуша, и тот заметил, как под ногами у него разверзлась яма. Боец провалился и рухнул на колья. Снежная западня.
Дариуш остановился.
Лагерь был хорош, и его захватили целехоньким. Взяли запас дров, а огромные костры прогорели до углей, но кострища остались, большие и теплые. Взяли и обоз — сорок отличных фургонов с продовольствием и разными полезными вещами, включая портативную оружейную кузницу.
Еще там была дюжина бочек с вином, и эти бочки вскрыли прежде, чем подоспели офицеры.
Сверкнула вспышка. Раздался грохот, как будто посреди лагеря ударила молния.
Аэскепилес уже бежал туда.
Дариуш наткнулся на Верки, который смотрел, как умирает его разведчик. Тот выпил вина, и оно оказалось отравлено. Он сучил ногами по утоптанному снегу, его рвало кровью, и кровь струилась из прочих отверстий.
— Мать их так! — выругался Верки.
— Как давно они ушли? — спросил Дариуш.
У Верки был жалкий вид.
— Два дня по меньшей мере, — ответил он. — Должно быть, тот дозор, с которым мы дрались, поддерживал костры.
На пути оказался особенно каверзный двойной карман, и нордиканцам пришлось расчищать путь лопатами, чтобы прошел хоть кто-нибудь, а Красный Рыцарь оцепенел в седле.
«Эй!»
Гармодий торжествовал.
«Твой маленький подарок?»
«Он поймет, что это то же заклятие, которым он зарядил амулеты».
«Значит, ему известно, что Кронмир у нас?»
«И то, что его поимели. Рассвирепеет будь здоров».
«А если он развернется? Он еще может возвратиться в Лонику кружным путем, и так же быстро, как мы минуем холмы, а то и быстрее».
В уютных покоях Дворца воспоминаний Красного Рыцаря было тепло. Гармодий сидел, закинув ноги на подлокотник огромного кресла. Он поднял кубок с дымящимся пряным вином.
«Не развернется. Он будет уязвлен, его самолюбие пострадает. И он пойдет за тобой».
«Хочешь, чтобы я передал эту похвальбу остальным?»
Гармодий пожал плечами.
«Мне бы лучше остановиться. Ты так самоуверен, что мне плевать на победу — главное, чтобы ты оказался не прав».
Гармодий кивнул.
«Можно показать мое лучшее творение?» — спросил он.
Фантом молодого капитана дал разрешение. Они очутились в мастерской — эфирном помещении, в котором соединилось несколько мастерских, известных Габриэлю Мурьену. У ближайшей стены стояла скамья — заурядная деревянная лавка, заваленная инструментами, и на каждом горело оккультное начертание.