Разящий меч
Шрифт:
Из переулка появился Буллфинч. Он подошел к Эндрю и отдал честь.
— Помни, Буллфинч, вам придется действовать без всякой поддержки. Я бы хотел, чтобы, как только мы уедем, батареи и последний суздальский полк эвакуировались к морю. Вы должны удержать реку. Задайте меркам жару при переправе, замедляйте их наступление, но позвольте им войти в город до заката. У вас строжайший приказ: не беспокоить их, пока они находятся в пределах двух миль от города.
Этого приказа я до сих пор не понимаю, сэр.
— Поймешь, когда откроешь запечатанный пакет, — ответил
Буллфинч кивнул. Сейчас он как никогда походил на пирата — с повязкой на глазу и шрамами на лице.
— Да, сэр.
— Похоже, задание тебе нравится.
— Так оно и есть, сэр. Командовать независимой флотилией — что может быть лучше?
— Только постарайся остаться в живых и не потеряй броненосцы. Майна собирается отправить для тебя на Кеннебек продовольствие, уголь и воду. Если сможешь, поддержи Гамилькара, для его рейдов пригодилась бы охрана.
— Он будет счастлив услышать это.
— Удачи, сынок.
— Вы не могли бы хоть сказать мне, для чего такая секретность? До нас доходили слухи, что за городом появилась запретная зона — туда нельзя было попасть в течение нескольких недель. И этот запрет обстреливать город. Что вы задумали, сэр? — тихо спросил Буллфинч.
— У тебя есть запечатанный пакет с приказом. Откроешь его, когда произойдет то, о чем мы договорились.
— Как прикажете, сэр, — разочарованно произнес Буллфинч.
— Хорошо. А теперь ступай.
Буллфинч отдал честь и отправился в порт.
Колонна наконец добралась до станции. У платформы стояли два состава с последними беженцами. Джон вышел из вагона и отдал честь.
— Пэт сообщает, что к ночи они будут в Вазиме. Авангард уже вышел из леса.
— А остальные?
— Армия отступает, как и планировалось. Возле Вазимы их ждут поезда. Арьергарду приходится туго — мерки сильно теснят наши отряды.
— От самого Пэта есть известия?
— Ничего с самой ночи.
— Молю Бога, чтобы с ним не случилось того же, что и с Гансом, — пробормотал Эндрю.
Джон понимающе кивнул.
— Что с фронтом к югу от брода?
— Последний отряд отступил на рассвете. Сейчас мерки, скорее всего, уже перебрались через реку.
— Тогда поехали. Джон помог Кэтлин влезть в вагон. Там уже толпились штабные офицеры, помощники Калина и священники во главе с Касмаром.
Помощник телеграфиста, висевший на столбе, спросил:
— Сэр, а что же будет с телеграфными проводами?
Они так и останутся здесь?
— Сейчас это уже не важно, — ответил Эндрю.
Из всех вагонов, прильнув к окнам, на него с тревогой глядели люди. Он зашел в комнату телеграфиста на станции, где его уже ждал Юрий.
— Я на тебя рассчитываю, — сказал Эндрю. — Видит Бог, я не должен был бы, но больше надеяться не на кого.
— Несмотря ни на что, ты мне веришь, — откликнулся тот.
Эндрю кивнул.
Юрий достал из кармана письмо и отдал его Эндрю.
— То, что я тебе рассказал, — лишь часть правды. У меня были свои причины скрывать от тебя остальное. Вскрой его позже.
Эндрю
— Удачи тебе, Юрий… Эндрю направился к двери.
Ты никогда не узнаешь, как твое милосердие изменило все, — прошептал Юрий в спину удаляющемуся Эндрю.
Эндрю в последний раз посмотрел на город. В нем сейчас жили только воспоминания. Он махнул рукой машинисту.
— До встречи, — пробормотал он, обращаясь к городу, и взобрался в вагон.
Поезд тронулся. Эндрю стоял на площадке и смотрел, как мимо проплывают укрепления. Поезд начал набирать скорость, прогрохотал по мосту через Вину. Под мостом пенилась вода. Вдали мелькнули давно опустевшие заводы. Странно было видеть трубы, из которых не шел дым.
Весь мир, казалось, замер.
Колеса отстукивали ритм все быстрее и быстрее. На повороте поезд замедлил ход, и в последний вагон запрыгнул стрелочник.
Эндрю выглянул в окно. Поезд как раз поднялся на холм, и на мгновение он вновь увидел Суздаль с его деревянными домами, церквями и крепостными стенами — древний город, как на картинках в исторических книгах. Потом он исчез из виду.
Раздался пушечный залп. Пэт спокойно сидел и методично жевал бутерброд, глядя на полевую батарею в действии.
Артиллеристы перетаскивали полевые орудия. Первую пушку уже спустили с холма, и она, скатившись с него, остановилась в поле. Снаряд мерков взорвался рядом со второй, она перевернулась в воздухе, как игрушечная, и тяжело рухнула на землю. — Черт побери, — прошептал Пэт.
Остальные батареи продолжали спускаться по склону. Через минуту кавалерия мерков уже была на гребне холма, они добивали раненых, оставшихся на поле боя.
Офицеры перегруппировывали силы. После команды «огонь» в бой вступила пехота. Ружейный залп заставил мерков отступить.
— Это заставит их призадуматься, — с усмешкой сказал Шнайд.
— Твои люди хорошо сражаются, — заметил Пэт, махая рукой в ответ на приветствия арьергарда. Запыхавшиеся солдаты взбирались на склон холма и оживлялись при виде командующего.
Он поднял бинокль и осмотрел окрестности. Второй корпус отступал. Солдаты держались полукругом, чтобы не позволить противнику окружить себя с флангов. Еще день назад, когда мерки прорвали линию обороны в нескольких местах, он бы не поверил, что планомерное отступление возможно. Переход по лесу, растянувшийся почти на пятьдесят миль, сделал свое дело. Мерки вымотались и теперь были не в состоянии преследовать противника. Русская и римская пехота хорошо знала местность, к тому же люди привыкли ходить по лесу. Отрезанные от основного войска отряды мерков безжалостно истреблялись. Только сегодня удалось уничтожить почти целый умен, который по недомыслию рванул в атаку на Ярослав. Пэт едва преодолел искушение начать контратаку, но, подумав, решил отказаться от этой соблазнительной затеи. Победа была бы незначительной и не принесла бы существенных результатов, зато возможная потеря обоих доверенных ему корпусов была бы катастрофой.