Разыскивается живым или мертвым
Шрифт:
Хотелось поскорее убраться отсюда, хоть на кривой козе, и я шёл по главной улице, разглядывая чужих лошадей. В жизни не видел столько лошадей в одном месте. Кататься — катался, разумеется, в детстве, у бабки в деревне, потом тоже бывало. Но конным спортом не увлекался никогда, и в седле сидел, как собака на заборе. Думаю, когда местные увидят меня в седле, вся моя репутация грозного ганфайтера сдуется, как воздушный шарик. Ничего, потренируюсь.
С конокрадами тут, кстати, разговор был короткий, их ждала верёвка, петля и ближайший сук, так что
Вот управлять телегой, я, пожалуй, смогу без проблем. Надо раздобыть себе собственный дилижанс, чтобы не отбивать задницу о седло.
Я вновь отправился в салун, поболтать с барменом. В конце концов, именно он посоветовал мне эту вакансию, значит, надо нанести визит вежливости и похвастаться новой звёздочкой на куртке.
В середине дня салун стоял полупустым, лишь несколько джентльменов неторопливо обедали, заткнув кружевные салфетки за воротник.
— Мистер Шульц, — поприветствовал меня бармен, и я приподнял шляпу в ответ.
Как звали бармена, я не помнил, а то и вовсе не знал, а сейчас спрашивать было уже как-то неловко.
— Решил немного задержаться в Хомстед Медоус, — произнёс я, показывая ему звёздочку. — Ваш Ларсен, кажется, не справляется с работой.
— Амброз Ларсен — пустоголовый болван, — фыркнул бармен. — Не справляется? Слабо сказано. Я бы выразился совершенно иначе, ей Богу.
— Ну да, если бы он справлялся, вы бы не предложили место помощника едва знакомому человеку, — улыбнулся я.
— Мистер Шульц… По вам же видно, что вы — хороший человек. У вас глаза… Как бы сказать… Добрые, — произнёс бармен. — Вот бывает, смотришь на человека, а у него как будто льдинки в глазах, злоба затаённая. У вас не так.
Ага. Как у Ленина, глаза такие добрые-добрые. Но я всё же смутился.
— Бросьте вы это, — сказал я.
— Вот, выпейте, — он налил мне шот своего виски. — За счёт заведения.
— Нет, я же теперь на службе, — усмехнулся я.
Бармен понимающе кивнул. Кажется, он даже зауважал меня ещё больше.
— На самом деле, я пошёл на сделку. Послужу помощником, за это Ларсен обещал раздобыть мне приличную лошадь, — сказал я.
— Ларсен? Обещал? — удивился бармен. — Что-то новенькое. Ей Богу, что-то новенькое. Небось поедет за какой-нибудь дохлой клячей к Бриттлам, за тридевять земель, хотя здесь у Голдуэллов есть отличные скакуны на продажу.
— На продажу, — фыркнул я. — Если бы у меня были баксы, я бы даже и не стал обращаться к Ларсену. Мне и так пришлось продать свои ботинки, чтобы привести себя в порядок.
— Всё наладится, мистер Шульц, — обнадёжил бармен. — А я бы на вашем месте всё-таки заглянул к Голдуэллу. Он, правда, сейчас в трауре, но наверняка вас примет.
— У меня всё равно нет денег, а свой лимит удачи я наверняка уже исчерпал, — махнул я рукой. — Пусть лучше Ларсен делает свою работу, раз уж обещал.
— А потом отправитесь по следу? — спросил бармен.
— Да, — ответил я. — Надо вернуть должок.
— Это дело, — сказал он.
На улице послышался какой-то шум, и через минуту в салун, бряцая шпорами, ввалился мексиканец в широком сомбреро и пончо с узорами, под которым явственно угадывался силуэт кобуры. Следом за ним вошли ещё двое, смуглые настолько, что походили цветом кожи на негров, но черты лица у них были типично мексиканско-крестьянские, помесь испанского конкистадора с индейской рабыней.
Вид у всех троих был откровенно разбойный. Мутные типы. Наверняка припёрлись с той стороны реки, чтобы проворачивать свои мутные делишки здесь, в Соединённых Штатах.
— Хола, — произнёс мексиканец в сомбреро. — Налей нам выпить, старик.
Я покосился на бармена. Тот явно напрягся, но всё же достал бутылку виски и три стакана.
— Пятнадцать центов, сеньор. Или четвертак за всю бутылку, — осторожно произнёс бармен.
Мексиканец поиграл желваками, пристально глядя на бармена. Я равнодушно поглядывал на всех троих, облокотившись на стойку. Пока они не начали возбухать, я не стану вмешиваться.
— В городе новый шериф? — спросил вдруг мексиканец.
Причём спросил не у меня, а у бармена, словно бы меня тут и не было.
— Помощник, — сказал бармен.
— Чико, дай ему четвертак, — по-испански приказал мексиканец.
Самый молодой из троицы, с двумя длинными ножами на поясе, неохотно подошёл и швырнул монету на стойку. Бармен накрыл её ладонью и протянул взамен бутылку и стаканы.
— Битьё посуды оплачивается отдельно, — напомнил он.
Мексы уселись за столик в углу, не снимая шляп, словно сидели в конюшне, а не в приличном заведении.
— Знаете их? — спросил я.
— Конечно, — тихо фыркнул бармен. — Вон тот, в сомбреро, Рамон Хименес. И его дружки, Гектор и Чико.
Меня посетило смутное подозрение, что я где-то уже видел это имя, и я сунул руку в карман, проверить листовки. Но как только я достал всю пачку, бармен почему-то на меня шикнул.
— Уберите! — зашипел он. — Мне тут не нужны неприятности!
— Но ведь… — протянул я.
— Да, да! Двести долларов за Хименеса, по полсотни за его дружков! Уберите это, мистер Шульц! — взмолился бармен.
— И они вот так свободно разгуливают по городу? — хмыкнул я.
— Конечно! А кто им что-то сделает? — зашептал бармен. — Убьёте их, и из-за реки нагрянет целая банда из их родных и друзей, и разнесёт весь город в щепки! Не всё так просто, мистер Шульц.
Как по мне, всё было очень просто, даже элементарно. Шлёпнуть на месте всю троицу, отвезти трупы властям, получить денежки. За речкой никто даже и не узнает.
Хотя нет, зная, как всё делается в Эль-Пасо, узнают обязательно, во всех подробностях, и очень быстро, значит, бармен прав, нагрянут всей шоблой. М-да. Вот тебе и правосудие. Я почувствовал кислый привкус на языке. Мерзко.