Разыскивается живым или мертвым
Шрифт:
— При всём уважении, срывать эти плакаты я не дам, — произнёс бармен, заметив мой интерес. — Можете завтра взять в офисе шерифа.
— Так шерифа же… — пробормотал я.
— Да упокоит Господь его душу, — перекрестился по-католически бармен. — Второй помощник, Ларсен… Теперь он вместо нашего старика О’Хары. Он вам и выдаст.
— Ларсен, запомню, — сказал я.
— Если решите обосноваться у нас в городе, мистер Шульц… — произнёс бармен. — Нам бы не помешал такой стрелок, как вы. Особенно после того, как О’Хару убили.
— Спасибо, но я не люблю задерживаться
— Вакансия помощника шерифа, я полагаю, ещё долго будет пустовать, — сказал бармен, игнорируя мои слова, словно токующий глухарь. — Или вы из тех, кто принципиально не носит латунные звёзды? Тут ещё хватает сторонников Конфедерации, ей Богу, хватает. Не далее, как на прошлой неделе, налётчики Джексона обстреляли идущий поезд. Десять лет уж прошло, больше, а они никак не могут смириться.
— Слышал только про Каменную Стену Джексона, — сказал я.
— Это не тот, — махнул рукой бармен. — Ей Богу, если бы Каменная Стена был жив, мы бы закончили войну в Бостоне, а не в Ричмонде. Всыпали бы этим янки по первое число! Ох, простите.
— Я не янки, — напомнил я. — И будь я здесь в годы войны, дрался бы за южан.
— Как же это вы всё пропустили? — спросил бармен.
— Как и многие другие, приехал сюда уже после, — пожал плечами я.
— Жаль, жаль, такой стрелок нам бы сильно пригодился, — вздохнул бармен.
— Где я могу переночевать? — спросил я. — Правда, у меня нет ни цента, но я готов отработать.
— Угловая комната свободна, сегодня переночуете там, а потом уж, не обессудьте, мистер Шульц, — улыбнулся бармен. — Сегодня вы герой дня, а завтра про это все забудут, хотя судачить о том, как Олдмену продырявили шляпу, будут ещё долго.
— Надеюсь, он не в обиде, — хохотнул я.
— Ему давно пора было её сменить, — посмеялся бармен в ответ.
Я посидел ещё немного в общем зале, изредка перекидываясь ничего не значащими репликами с местными завсегдатаями, которые угощали меня выпивкой. Виски здесь был дерьмовенький, но в голову всё равно бил копытом, и вскоре я почувствовал, что больше пить не стоит. Ещё немного — и будет уже перебор.
Но ярко размалёванные девицы теперь казались жутко красивыми, местные ковбои — дружелюбными и приветливыми, музыка фортепиано — задорной и весёлой. Я не из тех, кто в пьяном виде начинает крушить всё вокруг и задираться по любому поводу, я становлюсь добрым и податливым, словно растопленный воск, и моментально отрубаюсь, стоит мне только принять горизонтальное положение.
— Мистер Шульц, вы говорили, что ваш лучший друг умер у вас на руках, — проворковала одна из девиц. — Это так… Печально и романтично…
Я тут же нахмурился, вспоминая Дэнни. Он так и лежит там, в песках, пока я тут гуляю и праздную. Я жив. А он нет. Его кости будут глодать койоты. По моей щеке покатилась пьяная слеза.
— Да, его звали Дэнни, — выдавил я. — Мой единственный друг в этой чёртовой стране…
— Нам очень жаль, мистер Шульц, — вздохнули девицы одна за другой. — Да, очень жаль.
— Спасибо, красавицы, — сказал я.
В руках у меня вновь
— Помянем, — предложила одна из девиц.
— За Дэнни, самого лучшего чёрного стрелка из всех, что я знаю, — вздохнул я. — Покойся с миром, Деннис Роберт Браун.
— Чёрного? — фыркнула одна из них.
— Что-то не так? — спросил я, так и не донеся стакан до своего рта.
— Вы сказали, что ваш единственный друг — чёрный, — повторила она.
— Ну и что? — спросил я.
— Вы, похоже, и вправду янки. Любитель ниггеров, — скривилась девица. — Я не буду пить за чёрного.
Я с грохотом поставил стакан обратно на стол, набрал воздуха в грудь для того, чтобы ей возразить, но понял, что это бессмысленно и лучше не начинать тут новый конфликт. Это снова может кончиться стрельбой, вот только уже в меня.
— Я тоже был о вас лучшего мнения, мадемуазель, — вместо этого процедил я. — В душе Дэнни был белее январского снега, но это уже неважно. Прощайте.
Глава 4
Утро началось для меня с жесточайшего похмелья, и я поклялся себе, что больше не возьму в рот ни капли местного паршивого виски. Кажется, моё расставание с аборигенами прошло не очень гладко, но проснулся я всё же в нормальной постели, в угловой комнате. В одежде, бейсболке и с револьвером за поясом, который больно впился мушкой мне прямов то самое место. Спасибо, что не заряжен.
Здесь же, в комнате, нашёлся тазик воды, и я сумел по-человечески умыться. Неплохо было бы заодно и побриться, но бритвенных станков тут ещё не изобрели, так что все ходили бриться к парикмахеру. Неплохой, кстати, вариант для прогрессорства, прибыльное должно быть дело, а обычный Т-образный станок с одноразовым тонким лезвием собрать вообще проще простого. Нужен всего лишь винтик и гаечка, а сам станок можно сделать тоже из металла, отливать из какого-нибудь мягкого и недорогого сплава. Сделал себе мысленную зарубку.
А пока придётся отращивать бороду, которую я терпеть не мог. Мало того, что она чешется, так и под здешним солнцем можно вовсе сдохнуть от жары. За крохотным окном оно уже вовсю светило, комнатушка нагрелась, внутри стало душно. От того и проснулся.
В такую погоду надо лежать под кондиционером, не делая лишних движений. Увы, мне придётся всё-таки выйти.
Я снова натянул кепку, чтобы мозги плавились поменьше. Желательно бы вообще раздобыть широкополую шляпу, как у местных, чтобы не выделяться из толпы и чтобы её поля укрывали от солнца чуть больше, чем глаза и нос. Остальное не особо выделялось. Джинсы они и в Африке джинсы, куртка-бомбер… Фасон, конечно, здесь немодный, да и к застёжке-молнии могут возникнуть вопросы, но куртка тоже пока сойдёт. А вот кепка… Вчера, кажется, меня кто-то спрашивал насчёт этого белого медведя на логотипе. Пришлось что-то соврать, уже не помню, что именно, но если спросили раз, будут спрашивать и впредь. А лишние расспросы мне ни к чему.