Реактивный идет по следу
Шрифт:
Капитан открыл дверь и вошел в свой цех.
– Вот ведь какой наш очкомет. – сказал Валька.
– Ничего. Это он с виду такой. Зато хоть спирта пробил. – возразил Цветков – Вон в первом цеху так никому спирта не дали. Все озлобленные поехали на ремонты. А у них то станции стрельбы. Там еще большие волноводы и поточнее наших системы. Одни сельсины чего стоят.
– Да нам конечно же все таки с нашим капитаном Ваней Дремучим повезло. Он хоть и дубоват, но прост и всегда поможет, не злой. Не то что некоторые, которые все так и норовят мягко ступая влезать в душу, а потом пакостить. Вот тебе Валя-сказал Карпов и сунул
Валя взял флакон и спрятал в кармане брюк. Ему стало тепло от этой простой заботы.
– Валя покедава. – сказал Карпов и они обнялись.
Цветков и Карпов, взяв в руки по чемоданчику с ремонтным имуществом пошли к выходу из части.
Немного одиночества и тоски
– Вот теперь они ушли и я остался один – с огорчанием подумал Валька. – сейчас они сядут на автобус и поедут в тот свободный мир. Там в вольном городе посидят в кафе. Потом пойдут на ремонт. Наверняка зайдут еще куда-нибудь и таким образом возможно даже они несколько суток пробудут там в вольном городе Мурманске. Как бы будут жить гражданской жизнью. А я в это время как революционер в кандалах буду томиться в каземате.
Его мысли прервал писарь Краснощеков из канцелярии.
– Хлызов идите в бухгалтерию и вам выписали ваш продаттестат для передачи его на гауптвахту. Нужно торопиться. Так как вас надо определить на гауптвахту до праздников. А то после праздников гауптвахта на несколько недель будет плотно забита. А сейчас там пока есть свободные места.
– Валька неудачное время ты выбрал для отсидки, – сказал подошедший годок – матрос последнего срока службы Силыч. Ему осталось служить несколько месяцев. В прошлом месяце он еще был старшиной второй статьи, но попался в Мурманске на пьянке и был разжалован в рядовые. Но это его не огорчало, так как он был годком. И в этом возрасте для них всех моряков последнего срока службы чины и звания не имели значения. Они все обращались друг к другу на ты. После отбоя могли свободно расхаживать по части. Дежурные их не прихватывали и это делало их какими-то особенными.
Про них говорили. Не кантовать. При пожаре выносить в первую очередь. Силыч каждый день отрывал в своем пронумерованном в обратном порядке календарике листочки. На каждом из них было написано от руки: "До ДМВ осталось столько то дней". В некоторых частях годки заставляли молодых каждое утро кричать эти слова. Но Силыч был годком демократом и не рвался проявлять свою власть. Он был настоящим блокадником, так как родился во время блокады Ленинграде и был такой же худющий, как будто только что вернулся после прорыва. Он любил давать советы, наставлять. Он хотел быть учителем для молодых и это ему удавалось.
Советы бывалого
– Это почему это? – спросил Валька, удивившись.
– Если попадешь на североморскую гауптвахту то держись. Правда и другие не лучше. Но все же она посвободнее и там прикормиться можно. Как никак могут гонять на работы в городе. Не то, что в местном гарнизоне. Никуда. Только на ремонтном заводе в трюмах грязь выскребать и делать самую грязную работу или улицы пыльные мести.
– Это кто такой Бармалей?
– Так это старшина гауптвахты. Ему в прошлом году такую свинью подложили, что он до сих пор не может отойти.
– А что такого?
– Он любил использовать матросов для выполнения личных хозяйственных работ по своему дому или еще где-нибудь. Арестованные матросы были для него как батраки. И вот однажды к нему домой приходят два матроса и говорят его жене, что муж прислал с гауптвахты, чтобы печку починить. Жена пустила моряков. Те разобрали печку до обеда и сказали, что пообедают на гауптвахте, а потом придут и соберут. Жена прождала в замерзающей квартире до прихода мужа. Бармалей вечером приходит, а в доме холодина. На улице полярный морозный вечер. Жена злющая как мегера. Она ему придала соответствующее ускорение. Говорят, что он месяц бегал по кораблям и искал этих двух. Но так правда и не нашел. Зато в волю оттянулся на остальных. Благо без разницы те или иные моряки.
– Поэтому видить и тебе сидеть до праздника. Какой ближайший праздник?
– Новый год!
– Врядли не выпустят. У нас на флоте Новый год не считается праздником. Скорее всего могут выпустить на день Сапога. День Советской армии.
– Так я же на пятнадцать суток. А вы мне уже паяете срок как уголовнику.
– Помяни наше годковское слово, тебя так просто не отпустят. Что бы ты не сделал тебе все равно будут доппайки в виде суток давать. Шаг не так ступил ДП, еще шаг еще ДП. Вот увидишь. Поэтому шинельку бери подлиннее. Вон возьми у великана Краснощекова.
– Так она мне по подметки. Я в ней запутаюсь.
– Вот и хорошо. Как станешь полеты делать в камере так тут же нас добрым словом и вспомнишь.
– Что это за полеты.
– Так это такие щиты деревянные как на пляже топчаны. Вот ты на них и будешь спать-летать во сне. Выбирай топчан потемнее и погрязнее они помягче, чем те новые. Кроме того новые грубоватые. Во сне можно руки или ногти поранить. Портянки не неси в сушилку и сапоги тоже. А то к утру все усохнет и сапоги и портянки и при этом почти полностью без следов.
– Где же мне это все хранить.
– Подложи под голову. Так вернее и надежнее и спать будешь спокойнее. А то будут кошмары сниться о том как босым в чужих сапогах с портянками бегаешь по морозу. Ну ладно. Потом я тебе еще более лучше проинструктирую. Мне пора бежать в соседний цех, там наши годки получили посылку и будут угощать.
Силыч потрепал Вальку по плечу и побежал к выходу из здания. Валька вспомнил, что надо идти за продаттестатом и пошел наверх на второй этаж в канцелярию.
И на флотах есть инакомыслящие
Когда он проходил около кабинета командира то услышал громкие возбужденные голоса. Он остановился, так как понял, что речь идет о нем.
– Лейтенант! Чего это вы артачитесь. Мы же пришли к общему решению, что матрос Хлызов напился русской водки и этим заканчивается наше расследование. Зачем все так усложнять.
Валька узнал знакомый голос замполита.
– Но я все таки буду возражать и своего рапорта не отзову. Матрос Хлызов употреблял не водку, а какие-то химические вещества – настаивал на своем лейтенант Требов.