Реактивный идет по следу

Салтыков-Карпов Анатолий

– Договорились.

За дверью камеры шел шабаш. Раздавались громкие возбужденные пьяные голоса. Бегали и стучали. Валька и Страх тихо переговаривались. Но накал и возбуждение дня сказывалось на Вальке. Он, еле ворочая языком, отвечал Страху на его вопросы, чувствуя, что вот-вот отрубится.

Но вдруг всю гарнизонную гауптвахту потряс мощный вопль, от которого она вся мгновенно проснулась.

Бармалей всегда в строю

Все арестанты в камерах вскочили в своих деревянных кроватях, так как услышали знакомый командный голос, от которого у многих бывалых моряков даже мороз шел по коже.

Эту сам Бармалей пришел на ночную

проверку. Он это проделывал не особенно часто. Но как всегда метко.

– Это что такое! Да как вы посмели! – орал и бушевал его звероподобный голос за дверью в коридоре и, усиленный резонансом высоких потолков, был каким-то зевсоподобным и страшным по своей эмоциональной силе и мощи. Валька мысленно представил как Бармалей, стоя на колеснице с копьем в руках и натянув с силой поводья с адской скоростью, несется между рядов пьяных моряков, одетый в белую тунику и раздает молнии налево и направо.

И это почувствовали все, так как через полчаса с этим караулом было все ясно. Он был разоружен и заменен новым, прибывшим с другого корабля. Старый караул был распределен по камерам. В Валькину камеру втолкнули того знакомого бывшего конвоира, который их караулил на улице при уборке снега. Он был уже настолько плох, что тут же изблевал всю камеру.

Остаток ночи Валька проспал очень плохо. Кровать была действительно жесткая и кроме того было тесно. Из разбитого окна дуло морозным ветром. Паровое отопление было на ремонте. Поэтому сон был беспокойный и сознание временами проваливалось в темноту сонного мрака и Валька впадал в полузабытье. Все таки это позволило на некоторое время забыться и отдохнуть.

Встреча с куратором

В этот же день поздним вечером Джордж на такси подвез Рину к ее дому и они распрощались.

Рина вошла в квартиру. Было уже темно. Моряки ушли, оставив записку с благодарностью и букетик цветов.

Рина подошла к телефону и набрала номер.

– Это Василий Тимофеевич! Мне нужно с вами посоветоваться по очень важному делу. Вы можете меня принять завтра в тринадцать часов?

Хрипловатый знакомый голос ответил положительно и кратко: "Да" и раздались короткие гудки.

Рина давно привыкла к тому, что ее наставник был всегда предельно краток. Она разделась, затем приняла ванну и после этого легла в постель.

Рина уставилась в потолок и стала продумывать о том, что ей нужно делать в этом случае. Она как сотрудник советской секретной службы стала разрабатывать возможные варианты различных решений данной предполагаемой операции.

Рина окончила высшую спецшколу КГБ и предназначалась для переброски в другие страны, используя образ женщины, недовольной советским образом жизни. Но это надо было делать более тактичнее и не особенно напирать на этом. Так как в случае тщательной проверки могли бы всплыть такие факторы, которые бы завалили агента глубокого тыла. Кроме того создаваемая крыша будущей красивой жены какого-нибудь бизнесмена или дипломата давала множество преимуществ. Можно было бы даже сделаться двойным или тройным агентом и получать сразу несколько различных вознаграждений. Правда и риск в этом случае пропорционально возрастал. Но самое главное ей нужно было во что бы то ни стало разузнать все про отца, который по слухам там погиб. Но из различных историй она знала, что часто советские разведчики не погибали, а где то там работали. Поэтому она в душе надеялась, что ее любимый отец жив. Может быть он еще в настоящее время где-то работает там в далекой Америке. Ее мать попала под трамвай и скончалась на операционном столе после неудачно сделанной операции пьяным хирургом и никого из родных у нее в Советском Союзе не было. Она же, оставаясь в этой стране рисковала так и прозябнуть в этом холодном незамерзающем порту или где-нибудь томиться в качестве канцеляристки особого отдела в захолустном городишке. Ей часто снились сны символического содержания, в которых она как вольная птица бьется в зарешетчатом секретном отделе почтового ящика, начиненного такими же озлобленным птицами и секретами, которые никому никогда не будут нужны.

Поэтому она свое светлое будущее видела через славное прошлое своего отца и просмотренные ранее в спецшколе КГБ кинофильмы об интересной и увлекательной жизни иностранных агентов. И они все манили и тянули ее своими приключениями и полной различных соблазнов жизни. Так как она знала с детства, что жизнь нужно прожить так, что бы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы. Цельность своей собственной жизни она соизмеряла с результатами жизни своего отца, матери, деда и бабушки. Они так ничего не получили и передали ей только трогательную трагическую память, которую она берегла в себе.

Развод арестантов на работы

– Подъем! – раздалось в коридоре и вслед за этим послышались громкие стуки прикладов в двери камер. – выходить, койки убирать и строиться!

Моряки вскакивали со своих теплых нагретых молодыми телами постелей и несли свои кровати в кладовку.

После этого бежали в умывальню. Там наспех ополаскивали свои заспанные лица и рожи холодной почти ледяной водой и мчались по своим нуждам на улицу в гальюн. Валька устремился в этой массе по намеченному пути. Он ворвался в умывальню. Там стоял моряк и растерянно держал в руках какие-то сморщенные сапоги и черные грязные портянки. Они выглядели как два листа плотной несгибаемой бумаги, на которых неизвестный художник нарисовал сложные графические образы черным карандашом и тушью.

– Что же это такое тут твориться. Вот поставил в сушилку. – говорил он удрученно.

– Ну и профан же ты! – сказал подошедший верзила арестант – Кто же кладет на ночь в сушилу портянки и сапоги. Где ты теперь найдешь все это. Тут же они и усохли. Вот теперь ходи в чем бог послал. Вот в этом.

– Так они же с трудом мне на ноги налезают – сказал молодой.

– Вот она молодежь совершенно неприспособлена к несению военно-морской службы. Иди к старшине. Может быть он тебе чего посоветует.

Молодой вышел и побрел к кабинету старшины гауптвахты. Постучавшись, он вошел и буквально через несколько минут вышел с еще более грустным лицом.

– Ну как? – спросил Валька – помог?

– Да помог! Дал еще трое суток ДП за утерю бдительности, потерю личного имущества. Хотя я то не виноват. Придеться ходить в этом. Чувствую как мозоли натру.

– Построение – раздалась команда.

Завтрак. Краткий миг ни с чем не сравнимого счастья. По своей силе он может быть сопоставим только лишь мигом любви. Проголодавшиеся за ночь моряки бросились в столовую гауптвахты. Толкаясь у узкой двери, они вбегали в столовую и растекались по столам.

Перед Валькой поставили миску с жидким мутным супом. Хотя Валька и не особенно хотел есть, но все таки понимал, что теплое месиво согреет его в этой холодине и даст некоторые поддерживающие силы.

И это действительно помогло. После того как тарелка горячего жидкого супа упала вниз и растеклась по всему пространству военно-морского желудка внутри запели соловьи. Валька понял, что не все в этой жизни так плохо. Да и он сам, как бы то ему не внушали всякие начальники, не так уж и плох. Он огляделся вокруг. Десятки арестованных моряков и солдат крепких и здоровых сидели и трескали пищу, уставившись в свои миски. К столовой стоял только шум грохот мисок и ложек и стук жующих челюстей. Никто почти не разговаривал.