Реактивный идет по следу
Шрифт:
– Вот они все такие же. Привозят плохишами, а тут их перековывают и они как штрафники своим трудом и образом жизни искупают свою вину. После этого очищения опять становятся хорошими до следующего несчастного случая. Ведь у всех примерно такая же ситуация как и у меня. А завтра прибудут новые и так тут будет вечно. Я через несколько лет демобилизуюсь, а гауптвахта будет стоять вечно и новые и новые арестанты будут здесь проходить свою школу мужества. И сюда не зарастет народная тропа. – последние слова его воодушевили. Он почувствовал прилив творческих сил.
Валька взял ложку и вцепился в плотный кусок перловой каши,
Вся эта процедура создала радостный оптимистический настрой в новое светлое и неизвестное будущее арестанта Хлызова.
– Выходить строиться для развода на работы! – раздалась следующая команда.
Моряки выстроились рядами по комплектности своих камер. Бармалей вышел со списком разнарядок для работ.
– Эти! Эти на мясокомбинат. – приказал он и часть моряков, стоящая от начала шеренги отошла и развернувшись на месте вышла из казармы на работу.
– Эта часть идет на корабли разгружать уголь-приказал Бармалей, остановившись около Вальки. Он разделил ряд, дотронувшись до Валькиного правого плеча. Стоявшие рядом с ним арестанты повернулись и, четко маршируя вышли на улицу.
– Эти остальные идут в типографию – приказал Бармалей.
Начальник караула скомандовал и вся оставшаяся группа вышла на работы.
Первый рабочий день арестанта
Валька шел по улицам и вдыхал свежий вольный военно-морской воздух. Прохожие на улицах привыкли к переходам одетых в смешные огромные шинели солдат и моряков, которых сопровождало несколько часовых с оружием в руках. В этом не было ничего удивительного для закрытого города. Хотя ранее он на гражданке и когда начинал служить, представлял себе этих арестантов как каких-то страшных преступников, которых надо обходить стороной. Ему казалось, что часовые могут в любой момент открыть огонь по ним при попытке к побегу. И сам представлял, что он сгорел бы от стыда, если бы стал таким же. И вот он оказался среди них. Пришло время выхода из этого мира грез. Безжалостная система вытолкнула его, такого нежного и чувствительного, оторвала от мамкиной юбки и швырнула якобы для перековки, военно-патриотического воспитания и удовлетворения своих государственных и военных нужд сюда за Полярный круг. И он стал таким же. Теперь он даже в душе посмеивался над тем Валькой, который жил в том розовом мире, сидя в уютной квартирке, малюя свои картины, которые никому были не только непонятны, но и не нужны.
Через некоторое время они подошли к городской типографии.
Их пропустили на второй этаж и распределили по рабочим местам. Вальку определили к двум молоденьким девушкам, которые притащили ему тележку со стопами несшитых школьных тетрадей и показали, что нужно делать. Валька весь день аккуратно брал листочки, складывал их в стопки по количеству страниц и сгибал. После этого он их складывал в стопы. Согнутые тетради прошивала, рядом сидевшая за сшивочным станком, девушка.
Весь день прошел радостно и весело так как девицы шутили, распрашивали его о Ленинграде и все это создавало радость от того, что ты хоть и арестант, но в тоже время находишься на свободе.
В середине рабочего дня был даже устроен перерыв на обед согласно устава. Для арестантов привезли в толстых баках с утеплителями пищу точно в назначеное уставом время. Арестанты на своих рабочих местах ели военно-морскую пищу. После этого они могли немного отдохнуть.
– Чем не курорт! – воскликнул Страх, разложившись на огромных стопах толстой бумаги. Он зажег спичку и закурил папиросу. Пуская большие кольца дыма, он следил за тем как они плавно поднимались вверх к потолку, изменяя свою форму.
Остаток дня они все работали, утомленные плотным обедом и теплом в типографии.
Так прошел первый рабочий день на гауптвахте для матроса Хлызова.
На вечернем построении, когда все арестанты стояли в свои стройных рядах Валька слегка отодвинулся от свое крайнего, который был в числе распределенных на корабли для разгрузки угля. Он был весь черный как негр, от угольной пыли.
– Как все таки мне везет на службе, – с облегчением подумал Валька. – Вот оно счастливое стечение обстоятельств. А то также же стоял бы весь в угольной пыли. И не помыться. Не то, что бы душ принять. Пришлось бы сперва под ледяной водой в нетопленой умывальне мыться, а потом дрожать всю ночь в ледяной камере. Вот они маленькие радости военно-морской службы.
Несколько дней Валька ходил с другими арестованными в типографию, пока не произошло событие изменившее исторический ход пребывания матроса Хлызова на гауптвахте.
Встреча с дядей Васей из КГБ
На следующий день Рина приехала на секретную квартиру для встречи. Василий Тимофеевич крепкий жилистый мужик из крестьян ее уже ждал. Он когда-то давно служил вместе с ее отцом и даже качал на своих коленках. Василий Тимофеевич был ее крестным отцом. Но это тщательно скрывалось от руководства КГБ, так как чекистам было запрещено верить в Бога и тем более ходить в церковь и крестить не только своих, но и знакомых детей. Но многие чекисты сами часто ходил под Богом и были суеверными. Поэтому на всякий случай они крестили и Рину, помятуя, что береженого и Бог бережет. Дядя Вася сидел на кухне и пил чай. Около него стоял готовый для нее стул и пустая чашка для чая.
Он был куратором особого отдела в КГБ по разведке в чине полковника. Дядя Вася был прост в общении.
– Дядя Вася тут произошло одно интересное происшествие с одним моряком, которое можем мы использовать для наших интересов.
– Что это за такое событие?
– Моряку померещилось, что он увидел летающую тарелку – неопознанный летающий объект НЛО. Этим в Америке сейчас многие увлекаются. Наверное наш советский парень начитался и ему это привидилось. Но мы это можем использовать и я думаю, что американская разведка на эту приманку наверняка клюнет.
– Что же тут такого, что может заинтересовать. Я лично не вижу.
– Понимаете я и сама толком понять пока не могу. Но у меня интуитивно возникает ощущение того, что рождается совершенно новое глобальное по своим масштабам дело. Оно подсознательно мне кажется таким огромнейшим и в тоже время абсурдным, что если я начну вам сейчас его рассказывать в своем представлении. то вы наверняка тут же меня отправите в отставку или еще почище на лечение в психбольницу. Но я бы хотела в начале разрабатываемой операции получить самостоятельность на творческую инициативу.