Реальная угроза
Шрифт:
— Откуда ты знаешь это?
— Из надёжного источника. Я думал об этом. Тогда велись разговоры, что «Иван» потерял подводную лодку, и мы пришли на помощь, стараясь найти её. Но потом все осложнилось, и это объясняет, почему моему офицеру радиолокационной разведки пришлось перенести трепанацию черепа, а моему «Томкэту» понадобилось три недели, прежде чем он смог снова подняться в воздух. Думаю, на самом деле всё было куда запутаннее, но дело замолчали, и в газеты ничего не попало. Жаль, что я ничего об этом не знаю. Но давай пока отложим это в сторону. А приехал я сюда вот почему: бомбы на те два дома, что принадлежали торговцам наркотиками и были взорваны, сбросил А-6Е «Интрудер», средний бомбардировщик из состава военно-морского флота США, Об этом знаю не только я. Тот, кто организовывал эту операцию, не сумел засекретить её должным образом, Джек. Кроме того,
— Успокойся, Роб. — Райан открыл банку пива для Робби и ещё одну — для себя.
— Джек, мы друзья, и ничто это не изменит. Я знаю, что ты никогда не сделаешь подобной глупости, но...
— Я действительно не понимаю, что происходит. Неужели этого недостаточно? На прошлой неделе я был в Бельгии и сказал им, что мне ничего не известно. Утром в пятницу побывал в Чикаго и на вопросы этого Фаулера и его советника ответил, что ничего не знаю. И тебе говорю то же самое.
Джексон задумался.
— Любого другого я назвал бы лжецом. Я знаю о твоей новой должности, Джек. Итак, ты утверждаешь это совершенно серьёзно? Речь идёт об очень важных вещах.
— Поверь мне, Роб, я не допущен к этой операции.
Джексон осушил свою банку и раздавил её в ладони.
— Так всегда бывает, черт побери, — согласился он, — там у нас солдаты, убивающие людей, их тоже, наверно, убивают, и никто ничего не знает. Господи, я чувствую себя пешкой в чьей-то игре. Понимаешь, Джек, я готов рисковать жизнью, но хочу знать почему.
— Приложу все усилия, чтобы выяснить.
— Постарайся. Значит, тебя не посвятили в происходящее там, верно?
— Меня намеренно держат в неведении, но я все равно узнаю. А ты намекни пока своему боссу.
— О чём?
— Пусть потерпит и не высовывается, пока я не свяжусь с тобой.
Все сомнения, ещё остававшиеся у братьев Паттерсон относительно того, как им поступить, были развеяны вечером в воскресенье. Их пришли проведать сестры Грейсон, сели напротив мужчин — ни у кого из обеих пар близнецов не было ни малейших трудностей, они сразу распознали, кто есть кто, — и заявили, что любят до гроба тех, кто освободил их от этого ублюдка-сутенёра. Теперь перед братьями вопрос уже стоял не только о том, чтобы выбраться из тюрьмы. Возвращаясь в камеру, они пришли к окончательному решению.
Генри и Харви находились в одной камере главным образом из соображений безопасности. Стоило их поместить отдельно друг от друга, как они тут же, просто поменявшись рубашками во время прогулки, окажутся в других камерах и сумеют каким-то образом — тюремщики не сомневались, что братья — хитрые мерзавцы, — натворить неприятностей. Дополнительным преимуществом было то, что братья не устраивали драк друг с другом — немаловажное соображение, потому что драки — обычное явление в тюрьмах. Близнецы вели себя спокойно, не причиняли хлопот и потому занимались своими делами в мире и тишине.
Тюремные здания строят таким образом, чтобы они могли выдержать любое обращение. Полы делаются из голого железобетона, поскольку коврики или плитку несложно сорвать, чтобы устроить пожар или иные неприятности. В результате гладким и твёрдым бетонным полом удобно пользоваться, чтобы точить металлические предметы. Каждый из братьев вырвал из своей кровати по железному пруту. Пока ещё никому не удалось изобрести тюремную кровать, в которой не было бы металла, а из металла нетрудно изготовить хорошее оружие. В тюрьме такие штуки называют заточками — неприятное слово, точно соответствующее страшной цели, для которой они используются. В соответствии с требованиями закона, тюрьмы не должны быть всего лишь клетками для заключённых, находящихся там подобно зверям в зверинце, и в этой тюрьме, как и во всех остальных, была мастерская. Лень — мать всех пороков, рассуждали юристы на протяжении десятилетий. То обстоятельство, что порок уже таится в сознании преступников, всего лишь означает, что мастерские предоставляют в их распоряжение материалы и инструменты, делающие изготовление заточек ещё более эффективным. Таким образом, у братьев оказалось по небольшой деревянной шпонке с желобком и изоляционная лента. По очереди Генри и Харви оттачивали свои заточки на бетонном полу, пока те не стали острыми, как иголки, — один из братьев работал, а второй стоял на стрёме, чтобы предупредить о приближающейся опасности. Прутья оказались сделанными из высококачественной стали, и точить пришлось очень долго, но у заключённых много времени. Закончив работу, братья вложили тупые концы острых лезвий в желобки деревянных шпунтов — вырезанные на фасонно-фрезерном станке, эти желобки в точности соответствовали ширине заточек. Изоляционная лента закрепила их на месте, и теперь в распоряжении каждого из братьев была шестидюймовая заточка, острая, как игла, и способная нанести глубокую рану.
Они спрятали своё оружие — заключённые умеют делать это с особой изобретательностью — и обсудили тактические стороны предстоящей операции. На любого выпускника школы, готовящей партизан или террористов, это обсуждение оказало бы глубокое впечатление. Несмотря на то, что слова были грубыми и братьям недоставало терминов, которыми пользуются эксперты по ведению партизанских действий в условиях города, они чётко спланировали задачу. Понятие скрытого подхода, важность манёвра и отвлекающих действий, а также необходимость покинуть место действий после успешного завершения операции — все это братья хорошо понимали. Во всём этом они рассчитывали на молчаливую поддержку остальных заключённых, потому что тюрьмы, хотя и являются отвратительными заведениями, где насилие — событие самое рядовое, остаются сообществами людей: там пираты находятся на самом дне, тогда как братья Паттерсон занимают весьма видное место в иерархической лестнице как крутые, но «честные» бандиты. Вдобавок все знали — с братьями лучше не связываться, что поощряло желающих им помочь и приводило в уныние осведомителей.
Помимо всего прочего, тюрьмы являлись заведениями, где строго соблюдаются правила гигиены. Поскольку преступники нередко относятся к числу тех, кто уклоняется от мытья и чистки зубов, а подобное поведение может оказаться причиной эпидемических заболеваний, регулярное посещение душа там — неуклонное правило. Братья Паттерсон очень рассчитывали на него.
— Что вы имеете в виду? — спросил мужчина с испанским акцентом мистера Стюарта.
— Я хочу сказать, что их выпустят через восемь лет. Принимая во внимание, что они убили семью из четырех человек и были пойманы с большим количеством кокаина, подобный исход следует считать просто удивительным, — ответил адвокат.
Он не любил заниматься делами в воскресенье. Особенно ему не нравилось вести разговоры с этим мужчиной в своём домашнем кабинете, когда его семья находилась на заднем дворе.
Но он согласился иметь дело с представителями наркобизнеса, поэтому приходилось мириться. Стюарт по меньшей мере десяток раз укорял себя за то, что снова соглашался защищать торговцев наркотиками, что поступил глупо, приняв первое дело и выиграв его. Первый клиент был оправдан ввиду недостатка доказательств. Управление по борьбе с наркотиками не правильно оформило ордер на арест, перепутало улики, и вообще агенты УБН вели себя, как дилетанты. Судья отказался от процесса, сославшись на юридические формальности. Этот процесс, который принёс Стюарту пятьдесят тысяч долларов за четыре дня работы, прославил его среди торговцев наркотиками, позволяющих себе бросаться деньгами — или нанимать хороших юристов. Таким людям трудно отказать. Их поведение было по-настоящему пугающим. Адвокатов, которые вызывали у них неудовольствие, они просто убивали. Да и расплачивались они щедро, так щедро, что Стюарт мог тратить время и свой немалый талант на оказание юридической помощи местным жителям, слишком бедным, чтобы платить известному адвокату. По крайней мере, таков был один из аргументов, используемых Стюартом для оправдания своего сотрудничества с этими животными, когда он лежал ночами, укоряя себя и не смыкая глаз.
— Смотрите, этим парням грозил электрический стул или самое меньшее — пожизненное заключение. Мне удалось добиться смягчения наказания до двадцати лет тюрьмы и условно-досрочного освобождения через восемь. Боже мой, да ведь это такой успех!
— Мне кажется, вы могли добиться большего, — произнёс мужчина. Его лицо было совершенно бесстрастным, лишённым всякого выражения, в голосе отсутствовали эмоции. Он казался говорящей машиной и наводил ужас на адвоката, никогда в жизни даже не стрелявшего из пистолета.