Реальность фантастики №01-02 (65-66) 2009
Шрифт:
С годами я все явственнее понимал, что не смогу принять этой кастриро-ванной благости. Не смогу глядеть в лица, спокойные, как у статуй буд-дийских богов. Они помогали не из любви и жалости, а потому что это пра-вильно. Это бесило меня все сильнее. Однажды я не смог сдержать нена-висть, закипавшую в душе.
Заметив, что вокруг все чахнут и болеют, я понял, мой удел одиночество. И решил идти в старый город.
Его я нашел без труда. Полтора десятка лет создание человеческих рук разрушалось в тишине. Серые лабиринты развалин. Обитель забытой не-нависти.
Располагаясь во дворе пустого дома,
Не знал, что я фокус!
Лист закончился. Достаю новый, а исписанный бережно укладываю в папку. На корешке черной краской написана большая четверка.
Такие же папки стоят на грубой полке над столом. Самая тонкая с номе-ром два. С единицей целых четыре.
Как Первый смог выжить в этом аду, когда люди бежали из городов, ставших кладбищами? Когда настало золотое время для падальщиков и хищников. Когда даровая пища кончилась, и стаи одичавших собак, волки и крысы начали драться за каждый кусок.
А он не только выжил, но и собрал настоящий клад библиотеку бумаж-ных книг. Собрал и сохранил от полчищ грызунов забытую за ненадоб-ностью мудрость. Проклятые и похороненные навечно страсти, упакован-ные в картонные саркофаги. Утешение для одиночек.
Пять лет назад для меня было большим потрясением узнать, что я не одинок. Что у меня были предшественники.
Проклиная своего палача, человечество так и не узнало, какой груз он взвалил на себя, став первым фокусом. И даже нам, последователям, он не открыл свое имя. В четырех папках на полке только его теории и инструкции.
Мир устроен так, что света и тени в нем должно быть поровну. И если те-перь крупицы любви разлиты по земле, то остатки ненависти собираются в одном человеке. Как солнечные лучи в фокусе линзы.
Первый предполагал, что со временем фокусов станет больше и наше бремя не будет столь тяжелым. Что ж, возможно. Только за шесть лет я так и не ощутил облегчения. Может быть, просто устал. А может быть первый не прав, и я остался единственным?
С годами я научился сдерживать накопившийся в душе жгучий яд. Но иногда он просто жжет меня изнутри. Заставляет биться головой о стену и ломать все, что попадет под руку. Ненависть к этому миру, к его жителям.
Хорошо, что их лица уже стерлись из моей памяти. Почему я должен пла-тить за их безмятежность?
Ненависть к Первому. Неужели нельзя было найти иное, не столь смертоносное лекарство. Неужели у человечества не было иного пути в будущее?
Проклятый грифель, он снова сломался. И времени почти не осталось.
Я знаю, с рассветом гость отправится на поиски. Он найдет меня и мою берлогу. Уж об этом я позаботился. Подновил множество старых указателей.
Улица за окном едва различима под покровом ив и ясеней, пробивших асфальт. Сколько лет нужно, чтобы от города не осталось следа? Он сопро-тивляется отчаянно. Но уже побежден. Брошен своими хозяевами. Такой же реликт старого мира, как и я.
Восток розовеет. Запели первые утренние птицы. Всматриваюсь в пос-ледний раз в небо, на котором блекнут звезды. Сегодня родится номер Пя-тый, а у бетонной стены появится новый холмик.
Я ненавижу этот мир. За смерть своих родителей. За то, что он выбрал фокусом меня!
Теперь я готов к следующему шагу. Достаю из-под стола пыльную раму, затянутую старой газетой. Единственное целое зеркало в окрестностях. Я бережно хранил его для сегодняшнего дня. Зеркало, в которое однажды посмотрит каждый из нас.
Разворачиваю желтую ломкую бумагу. Она осыпается под моими паль-цами. Стираю рукавом пыль.
Разве мир виноват в том, что я не смог найти в нем свое место? Нет, я сам принял на себя это клеймо. И точно знаю, кого сегодня убьет моя не-нависть.
Заглядываю в глубину зазеркалья.
Вижу свое отражение, и понимаю, что всю жизнь ненавидел самого себя!
Алла Северинова / ПАЛЬТИШКО ОТ КАРДЕНА
ХУДОЖНИК-МОДЕЛЬЕР ВИКТОР САМОХВАЛОВ ПЕРЕВЕР-нул очередную страницу толстенного каталога одежды и в изне-можении откинулся на спинку стула… Снова засиделся в мастерс-кой до полуночи. Сквозь полуопушенные ресницы как в дымке видел он безголовый манекен на фоне затейливых обоев, ворох выкроек посреди широченного стола и прямо перед собой, на подставке для чтения, красочный модный каталог.
Благодатная тишина, наступавшая в Доме моделей в этот поздний час, убаюкивала. Переночевать, что ли здесь, как уже не раз случалось ему в су-матошные деньки прогонов коллекции… Виктор сладко зевнул, поудобнее примостил голову на согнутом локте и вдруг увидел сквозь ресничную за-весу какое-то черное пятно. Оно все время двигалось, скользило по глянцу каталога, нельзя было разглядеть его неясные очертания. Ну вот, испуган-но подумал Виктор, доработался до фантомов… это в двадцать пять лет, что же дальше-то будет? Такого, наверняка, не случалось ни со Славой Зайце-вым, ни с Пьером Карденом!
Пятно, тем временем, не исчезало. Приподнявший голову и про-терев-ший глаза Самохвалов, наконец, разглядел в нем полупрозрачный женский силуэт в изящном черном пальто и туфельках-лодочках на точеных нож-ках. В росте легкая фигурка це превышала самохва-ловского мизинца и все время забавно пританцовывала. Приунывший было модельер невольно рассмеялся, отчего она заколебалась сильнее и едва не слетела со страницы. Виктор заметил странную особенность: фигурка неизменно поворачива-лась к нему вполоборота или спиной, так что лицо ее оставалось невиди-мым. Он попробовал схватить фигурку двумя пальцами и повернуть ли-цом, но она выскользнула и снова повернулась затылком. Пальцы же не ощутили никакой плоти, как будто Самохвалов ловил солнечного зайчика.
Модельер механически перевернул каталожную страницу, и фигурка, пританцовывая на бестелесных ножках, мягко перепрыгнула на следую-щую. Он листнул другую, фигурка вновь бабочкой спорхнула с нее.
Пора, пора ца боковую, пробормотал Самохвалов и отодвинул от себя журнал, – а то и вправду свихнешься с этими предновогодними показами…
И мыслями о том, чтобы любой ценой затмить коллег, в которых ви-дишь только своих ярых конкурентов. Подобные мысли вызывают несваре-ние желудка, тихо прошелестел в ответ голосок, кажется, доносившийся с глянцевой страницы.