Реальность и мечта
Шрифт:
Рядом с нами подросла внучка Лиза. Ей пришлось выбирать свой путь в непростое время. Но так уж устроен мир, что нам ежечасно приходится принимать самостоятельные решения. По-. рой люди оступаются на ровном месте, а порой невредимыми проходят сквозь тернии. Лиза благополучно идет по своей дороге, и я по-стариковски желаю внучке, чтобы так было всегда.
Но человек живет не только семейной близостью. Для него не меньше важны привязанности дружеские, а их мне давала моя актерская работа в кино и театре. Она, как известно, «артельная». И это счастье, когда сцена и съемочная площадка сводят тебя с людьми, близкими по духу, талантливыми, увлеченными своим делом, просто
В воспоминаниях Маргариты Тереховой об Андрее Тарковском я прочел, как однажды на съемках, глядя на нее и Солоницына, он заметил: «Странные вы люди, актеры… — И, помолчав, добавил будто самому себе: — Да и люди ли вы?»
Действительно, странные люди — сделать профессией игру в подражание и держаться за эту профессию, как за последнюю соломинку. А потом, утопая и захлебываясь в водоворотах жизни, бедствуя и порой недоедая, не искать и не желать ничего иного: лишь бы еще раз выйти на освещенную нездешним светом сцену, светом, отделяющим тебя от скрытого во мраке зрительного зала и в то же время преподносящим тебя ему и всему миру как на ладони… И все ради того, чтобы заставить людей поверить в героя, которого не было и нет на свете, — но вот сейчас, сию минуту, он рожден тобою, твоим телом, жестом, голосом, всей явной и тайной сутью. Что в этом за тайна? Почему она так волнует, так тянет снова и снова: ведь актер тратит себя, собственную жизнь на то, чтобы за пару часов на сцене пронеслась целая, но всего лишь выдуманная жизнь счастливого, или мучительно несчастного, или жестоко страдающего персонажа? И так из вечера в вечер — весь данный актеру век.
В нашей действительности этот век чаще короткий. Сколько уходит из жизни совсем молодых актеров, сколько ушло… Светлая нежная душа Лени Быкова, с которым мы начинали в кино с «комсомольцов-добровольцев»… Олег Даль… Андрей Миронов… Инна Гулая… Анатолий Папанов… Иннокентий Смоктуновский… Петр Щербаков… Евгений Леонов… Что за мор на нашего брата?.. Говорят, злым людям Бог веку не дает. Тут же что ни имя — добрейшая и щедрая личность. Не мелочная, не ревнивая — широко распахнутая навстречу товарищам своим. Да и просто людям, зрителям. А может быть, как раз напротив: щедрой души человек отдает себя миру и людям, не жалея, не взвешивая, что отдать, а что оставить.
Это вообще в традиции русского актерства. Как-то выступая на моем творческом вечере, Алексей Баталов замечательно сказал об этом: «Мы, актеры русской школы, не можем существовать от роли вдалеке: вот это — роль, а вот — я». Мы все, что имеем, бросаем в топку этой роли. Сжигаем себя. В этом особенно мощно проявляется именно русская школа актерства. Прекрасные западные артисты как-то умеют отстраняться. Хочется сказать, ведут роль на холостом ходу: да, блестяще, технично, виртуозно, но не отдавая своего сердца. У нас же — свечой горит жизнь актерская. Да еще и сама жизнь на нашей Родине палит ее безжалостно. Было время — задыхались от удушья всяческих запретов, тотального надзора. Так задохнулись Олег Даль и Леонид Быков. Потом все чаще и чаще стали уходить мои ровесники, до срока исчерпав резерв жизненных сил.
Их осталось уже очень мало, актеров, которых можно назвать детьми войны. Когда началась война — нам было по де- вять-двенадцать лет. Это возраст самого активного роста — и физического, и душевного, духовного. А мы попали в кашу, в мясорубку. Кто-то в буквальном смысле. Кто-то, голодая в тылу и при маме, как я в своей сибирской Таре. А после войны было еще голоднее. Потом началось нищее студенчество, такое, что по два, по три дня во рту не бывало ни крошки. А потом — всяческие социальные осложнения:
Мне почему-то вспоминается фильм «Тема», о котором я уже рассказывал. Так вот одна из сцен снималась на кладбище. Стояла зима, и пока ставили камеру, готовились к съемкам, я бродил по старому кладбищу, на котором больше уже не хоронили. Бродил среди могил и читал надписи на памятниках, любопытствуя, что за люди покоятся под ними. И вдруг заметил одну закономерность: рожденные в конце XIX века — в 1860, 1870, 1880, 1890-х годах — прожили по восемьдесят, восемьдесят пять, девяносто лет. А те, что появились на свет в 1910, 1915, 1917, 1920-м, — за-. держались лишь лет на шестьдесят-семьдесят. Вот такое наглядное пособие для характеристики разных времен по части их милостей к человеку.
Да, люди уходят… Поэтому так важно почаще вспоминать, думать о них, о близких, о товарищах, пока не произошло невозвратное. Но даже после они должны снова и снова жить в нашей памяти.
Уже давно ушел великолепный актер Иван Лапиков, а мне не забыть, какой отличной школой стала для меня работа в партнерстве с ним в фильме Алексея Салтыкова «Председатель». Много лет проработал Лапиков в Волгоградском драматическом театре, где его и высмотрел ассистент Салтыкова, когда ездил по городам и весям в поисках нужного типажа. Счастливая находка!
Кстати, о находках: когда искали кандидатов на роли адъютантов, офицеров из окружения генерала Хлудова для кинофильма «Бег», ассистенты смотрели в Омске фотографии актеров. В числе отобранных ими было фото Владислава Дворжецкого. И когда режиссеры А.Алов и В. Наумов увидели это странное лицо с огромными марсианскими глазами, они поняли, что перед ними — сам генерал, что лучшего Хлудова им не найти.
И я не представляю себе на месте Лапикова другого актера в «Председателе», до такой степени он достоверен: высокий, костлявый, чуть сутулый, как бы согнувшийся под тяжестью жизни, с сухим, тощим крестьянским лицом, с длинным носом.
С этой его походкой лениво-степенной, равно с его манерой жить, он был неразличим среди крестьян. Иной артист подладится под простонародность, говорок найдет, но видишь, что все это наигрыш, который немногого стоит для профессионала. А у Лапикова и талант, и вся повадка — природные. Он ведь и вышел, как и многие из нас, из народных низов.
Человек он был замечательный. Ни тогда, ни потом, уже будучи известным актером, не имел он этого желания — покрасоваться на первом плане, оттеснить других. Внешне суровый, несколько смурной, он тем не менее умел расположить к себе разных людей. С ним интересно было беседовать на любые темы — от рыбалки (Лапиков был заядлый рыбак) до космоса. Мы с ним дружно жили.
На съемочной площадке для меня, уже снявшегося в нескольких фильмах, осознающего масштаб своей роли, Иван Лапиков был словно компас. Рядом с ним я боялся сыграть поверхностно, решить сцену приблизительно. Вот здесь, я видел, Лапиков играет лучше, потому что я изображаю, а не существую, недоигрываю до нужной глубины. И глядя на него, я поправлял себя, старался соответствовать той правде, которой Иван владел изначально, как актер и человек.
Когда фильм вышел, Сергей Аполлинарьевич Герасимов был совершенно потрясен именно глубинной правдой характера, сыгранного Иваном Лапиковым. Он принимал его больше, чем меня. Но все же думаю, что в целом мы в картине уравновесились: ведь роль у меня была огромная, так что было где парировать.