Шрифт:
Annotation
Кокоулин А. А.
Кокоулин А. А.
Реальность Капитонова
В парке было уже темно, редкие фонари освещали скамейки и указывали путь к закрытому на зиму
Димка поискал глазами, куда бросить окурок, но не нашел и просто воткнул его в сугроб, помеченный какой-то пробегавшей мимо собаченцией. Сунул руки в карманы утепленной куртки. К вечеру несмотря на глобальное потепление похолодало. Вообще с этим потеплением было много вопросов.
За оградой мелькнул автомобиль - зализанный профиль, огоньки светодиодов. Далеко впереди сквозь ветви деревьев всплыла и потянулась к небу громада многоквартирного дома, похожая на многоглазое чудище. Дагон? Ктулху? Окна-глаза светились желтым и синим. Одно над другим, справа, слева, выше.
Периодически Димке казалось, что чудовище озирает мир и ждет предназначенной жертвы, и, возможно, этой жертвой должен быть он, но на счастье переулок всякий раз благоразумно уводил его в сторону, к трехэтажному старому дому и маленькой однокомнатной квартирке, купленной родителями еще до распада Союза.
На выходе из парка висела натянутая между вязов растяжка "С Новым Годом!", тусклые лампочки подсвечивали буквы "Н" и "Г". За коваными, распахнутыми настежь воротами на расчищенном асфальте с книгой под мышкой топтался высокий парень в мохнатой шапке и темном пальто. Ему, видимо, здесь назначили свидание. И не жалко какой-то недалекой девчонке кавалера. Замерзнет ведь кавалер.
Димка уже шагнул на белеющую "зебру", как парень его окликнул:
– Эй, Капитонов.
Димка повернул голову:
– Ну.
Парень замер, словно не ожидал ответа.
– Черт!
– сказал он вдруг и, шагнув, протянул руку: - Шалыков, Павел, Пашка. Десятый класс. Не помнишь?
Димка автоматически пожал ладонь.
– Пашка?
– Ну!
Откровенно говоря, никакого Пашки он не помнил. То есть, он вообще мало кого помнил. Год перед окончанием школы прошел кувырком. Бабушка, Элька из художественной студии, отец со своими причудами. На выпускной фотографии он, скорее всего, опознал бы большую часть одноклассников, но по именам сейчас назовет едва ли пять человек.
– А ты где сидел?
– спросил Димка.
– На "камчатке", у окна, у плаката анатомического, - ответил парень.
– А ты через стол, а впереди - Ленка Масальская и Настя Матоева.
Лицо у него было непримечательное, худое. Брови темные, глаза темные. Нос - прямой.
– И чего?
– спросил Димка.
– Что, совсем не помнишь? Может, бассейн на Липовой...
– Я в бассейн не ходил.
– Но ты ведь где-то здесь живешь?
– Рядом, - уклончиво ответил Димка.
Собеседник стал казаться ему назойливым. Сейчас, наверное, скажет, что жить негде, и попросится переночевать.
– Нет-нет, ты не подумай, - торопливо сказал парень, словно угадывая его мысли, - я не к тому, что адрес знаю. Не знаю. Мне важно...
– Я в школе мало с кем общался, - сказал Димка.
– А футбол? Площадка за забором. Ворота без сеток. Мы осенью там почти каждый день играли. Ты приходил три или четыре раза.
– Возможно.
– Я против тебя играл, на воротах стоял.
Димка пожал плечами. В голове пронеслась картинка: низкое солнце, тени, скачущие по вытоптанной траве, сваленные в кучу куртки. Пас. Пас! Назад. Мяч, с шелестом уходящий мимо штанги. Оу-у, мазила!
Был же там кто-то на воротах.
– Рыжий такой?
– Ага, я красился, - сказал парень и приподнял шапку.
Синие и зеленые волосы рванули из-под нее, как заключенные в побег. Правда, со свободой им вышел полный облом, потому что шапка быстро вернулась на место.
– Ну, кажется, помню.
– Замечательно. Слушай, - парень потер ладони, - может, в кафешку какую? А то я околею, чесс слово. Мне помощь твоя нужна.
– Какая?
– насторожился Димка.
– Я объясню, - парень поправил книгу под мышкой.
– Это быстро. Так как?
– У меня денег нет, - сказал Димка.
– И потом - тебя ждут, наверное.
– Кто?
– Ну, ты же здесь не ради меня.
– А, ты в этом смысле, - парень оглянулся. Перекресток был пуст, в свете фонарей бугрились сугробы.
– Не, в этом смысле все сроки вышли.
– Тогда туда, - кивнул в синь переулка Димка.
В сущности, делать все равно было нечего. А полчаса завиральной истории он как-нибудь вытерпит. С отцом и больше терпел. Тот уж ездить по ушам был большой мастер и, наверное, на международных соревнованиях отхватил бы гран-при.
Они пересекли улицу и, одинаково ежась, соприкасаясь плечами, зашаркали по дорожке. Аптека, арка, закрытая чугунным листом с прорезью двери, наледь под водосточной трубой и еще одна арка с густой темнотой в глубине, из которой как обещание большего выглядывал пакет с мусором.
Кафе называлось "Посиделкино".
Три ступеньки вниз, тугая пружина на двери. И тепло - застоявшееся, густое, мгновенно обнимающее, затекающее за ворот и в рукава.
– О, хорошо, - сказал бывший одноклассник.
Горели подвешенные под потолком светильники. Стояла миниатюрная елка. По стенам ползли мохнатые серебристые змеи мишуры. Из восьми столиков был занят всего один - у дальней стены под сенью повешенной шубы сидели женщина и ребенок. Ребенок азартно сосал через трубочку молочный коктейль и болтал ногами. Женщина одним пальцем что-то набирала в смартфоне.
– Здравствуйте.
Девчонка за стойкой улыбнулась отогревающимся после морозной улицы посетителям.
– Да, здравствуйте, нам два кофе, если можно, - сказал Димка.