Реальность сердца
Шрифт:
— Объявляю заседание закрытым, — еще минут пять спустя опомнился король и поднялся. Второй советник короля герцог Алларэ поднялся следом и, как полагалось, стоя дождался, пока сводный брат покинул Золотой кабинет. Напротив стоял герцог-регент. Фиор присмотрелся к нему повнимательнее. Зрелище Скоринг представлял занимательное: смесь предельной усталости и крайнего торжества отпечаталась на лице странной гримасой, так что оно представляло собой жогларскую маску Двуликого, где левая половина плачет, а вторая смеется. Можно ему было даже позавидовать: вот же достойный пример для подражания, благородный человек, посвятивший себя служению отечеству, не жалея сил. Скоринг и держался, как этот самый пример для подражания, образец государственного деятеля и ревностный радетель за благо державы. Осанка, платье, выражение лица, достоинство в каждом жесте… Словно в ответ на слишком пристальный взгляд герцог Скоринг чуть подался вперед и сказал:
— Не согласитесь ли уделить мне полчаса? Не украшай руку Фиора кольцо, еще недавно принадлежавшее Реми, он мог бы пожать плечами и ответить: «Мне не о чем с вами разговаривать, господин герцог…». Теперь же подобное было непозволительной роскошью.
— Если в этом есть необходимость, — герцог Алларэ расправил плечи и прикусил изнутри губу: рана еще давала о себе знать. За девятину, проведенную во дворце, его коридоры и переходы не стали для Фиора знакомыми — слишком уж он был велик. Заново отстроенное крыло пока еще отделывали, двор помещался в противоположном. Здесь же находился и кабинет регента; герцог Алларэ знал, что в нем Скоринг только работает, ночует же дома, пренебрегая просторными покоями. Кабинет показался Фиору отменной подделкой. Если правду говорили, что по обстановке можно судить об ее владельце, то герцог-регент воспользовался этим поверьем, чтобы разыгрывать гостей. Темноватое, несмотря на высокие окна, выходившие в сад, душное и тесно заставленное старомодной мебелью помещение.
Тяжелые кресла на крученых ножках, пузатые шкафы с тусклыми стеклами, завешенные пестрыми тамерскими коврами стены… словно Скоринг распорядился стащить в свои апартаменты все старье из дворцовых запасников. Мебель казалась пыльной и потертой. Затхлый запах, даже мышами пованивало.
— Наследие отца, — объяснил герцог-регент, хотя вопросов Фиор не задавал. — Я ничего здесь не менял.
— Вас не тяготят воспоминания? — не удержался Алларэ.
— Нисколько, — открытая широкая улыбка. — Они помогают мне принимать решения, как и эта обстановка. Символично, не находите? Гость еще раз поежился и вспомнил покойного Фадруса Скоринга, королевского казначея. Благообразный старик, солидный и неразговорчивый. Какие же мыши гнездились под крышей его семейства? Действительно, символично. Герцог-регент в новом, с иголочки кафтане, в новомодной рубахе с белейшим кружевным воротником, особенно ярком на темно-синей ткани, свежо благоухающий бергамотом — в этой пыльной кладовке…
— Пожалуй, — кивнул Фиор, еще раз думая о том, что Скорингу играть бы на сцене; а еще лучше — ставить пьесы. Он так хорошо умел выбирать тон занавеса и костюм актера… а позы, жесты, тон — директору огандского королевского театра впору удавиться от зависти!
— Мы с вами оказались союзниками, господин герцог Алларэ. Интересы наши, как я понимаю, совпадают, — ну и что должна знаменовать эта жесткость в голосе?
Фиору с каждой минутой делалось все забавнее. — Процветание Собраны и укрепление королевской власти.
— Воистину так.
— Я очень рад, что ваш предшественник сделал настолько разумный выбор и должность второго советника принадлежит именно вам.
— Я польщен, господин герцог-регент.
— Надеюсь, что скоро вернется герцог Гоэллон, и королевский совет будет заседать в полном составе.
— Я тоже на это надеюсь. — «Какая содержательная беседа! Скоро ли пройдут полчаса?..»
— Я слышал, вы хорошо фехтуете?
— Смотря с кем. — Фиор в упор посмотрел на регента. — Иногда мне удается преподнести сюрпризы переодетым похитителям.
— Я слышал об этом прискорбном происшествии, — кивнул Скоринг. — Еретики порой позволяют себе неслыханные дерзости. Покуситься на особу королевской крови… И это уже не в первый раз!
— Да, в Брулене ваши вассалы позволили себе нечто действительно неслыханное.
— Вы же знаете… — ах, эта улыбка ребенка, несправедливо обвиненного в краже варенья из запасов экономки. — Я возглавил род несколько позже этих печальных событий.
— Итого, — как приговаривал Элграс, запрыгивая на очередной снаряд — «пропадай, моя карета — нынче едем под откос!». — В попытке похищения его высочества виноват ваш покойный батюшка, на меня нападали еретики, они же подорвали дворец… а кто же отравил Анну Агайрон?
— Ваш сводный брат. Теперь вы спросите меня, кто отравил герцогиню Алларэ.
Отвечу — я. Надеюсь, вы способны просчитать, что было бы, вскройся роль Араона в этом деле. Кто-то бы повторил судьбу севера — Брулен и Скора, или Эллона с Алларэ. Вам что больше по вкусу? «Никогда не садись играть с шулером», — давным-давно сказал ему Эмиль. Лет десять назад, наверное… стоило выучить этот урок получше.
— Вы ведь хотели разговора начистоту, господин герцог Алларэ? Ничего не имею против. Чем меньше между нами будет недомолвок, тем лучше, — улыбнулся Скоринг. «Зачем?! Моя клятва на Книге, расследование — и вот печальный конец короля Араона III, которого запомнят, как Короля-Отравителя. Зачем он отдал мне свою единственную опору?!»
— Позвольте дать вам совет, господин герцог Алларэ. Удивляясь, хотя бы пытайтесь сохранить на лице бесстрастное выражение. Иначе вы побуждаете отвечать на ваши вопросы.
— Надеюсь, что так, — Фиор улыбнулся в ответ. Покровительственная улыбка довольно быстро слиняла с широкого лица Скоринга; на смену ей пришел слегка рассеянный взгляд хорошего фехтовальщика. Так глядели на окружающих Эмиль Далорн и Реми. Второй советник его величества насторожился.
Вот теперь можно надеяться на настоящий разговор, разговор-дуэль… только бы не пропустить удар!
— Как поживает граф Саура?
— Прекрасно. Правда, боюсь, он не вполне оценил вашу заботу.
— Не сомневался, — кивнул регент, потом поднялся и подошел к массивному бюро, открыл верхний ящик — тот протестующе скрипнул. Скоринг вытащил продолговатый ларец. Сквозь прорези в моржовой кости с Хоагера, пожелтевшей от времени, виднелся скрученный лист белой бумаги; на таких писали королевские указы. — Передайте это ему и барону Литто. На добрую память. Хотя… нет, пожалуй, это свадебный подарок для вашего вассала. Решите сами.
— Что это?
— Ларец не заперт, прочтите. Надеюсь, вы узнаете почерк отца. С отвращением открыв легкую крышку, Фиор вытащил слегка помятый лист и принялся читать. Почерк действительно был отцовский; и почерк, и подпись, и личная печать внизу — пожалуй, это не подделка. Что ж, иногда приходится многое узнавать о людях уже после их кончины. Из документа, собственноручно написанного — и судя по размашистым росчеркам и брызгам чернил, отец был весьма раздражен — королем Ивеллионом II, следовало, что его величество приказывает господину коменданту Скорингу разыскать и тайно казнить барона Литто, графа Саура и девицу Къела во исполнение королевской воли.