Реальность сердца
Шрифт:
Заключение было и утомительным — из-за вынужденного безделья, и унизительным, но никто не смог бы упрекнуть Рене Алларэ, что тот ведет себя недостойно.
— Рене, я хотел с вами поговорить до отъезда. — Проклятье, неужели бывший бастард, этот лицемерный тихоня никогда не оставит его в покое?! Даже здесь, в кабинете, где управляющий не велел зажигать свечи, наслаждаясь темнотой и тишиной.
— Слушаю, мой герцог.
— Прежде всего я должен сказать, что решение Реми удивило меня не меньше, чем вас… — Теперь это называется так — «удивило»? Ну да, господину Ларэ нет смысла говорить «оскорбило»… Рене оглядел силуэт незваного гостя, своего нового господина и герцога, застывший напротив окна. В полной темноте комнаты его легко было перепутать с Реми, только королевский бастард был шире в плечах и вообще как-то основательнее, без присущей Реми скользящей змеиной легкости. И осанка — совсем
— Господин герцог, вы не обязаны мне что-то объяснять.
— И все же я попрошу вас меня выслушать до конца, — ох ты, лучше бы ты так фехтовал шпагой, как языком. Герцог Алларский, рыбам на смех… — Я не желаю какого-либо недопонимания между нами. Уважение, которое я испытываю к Реми, не позволило мне спорить с ним. Надеюсь, вы разделяете мои чувства. Я хотел бы видеть в вас не только брата, но и друга. Вы прекрасно справлялись с управлением землями, и я надеюсь, что и впредь смогу на вас положиться, как полагался Реми.
— Можете не сомневаться. Каждую девятину я буду присылать подробнейший отчет.
— Это лишнее, я доверяю вам. Вы должны знать, что я одобрю любое решение, касающееся дел управления. — «И только их», прекрасно понял намек Рене. — Я не считаю, что арест — подобающее для вас положение, именно поэтому прошу вас вернуться в замок.
— Благодарю за такую щедрость!
— Рене, если вы так уж хотите ссоры, я пойду вам навстречу.
— Я хочу вернуться домой, к жене и детям.
— Очень хорошо. Не смею вас больше тревожить, вы, кажется, хотели уехать сегодня же. В этом нет нужды, но гроза закончилась, а я не стану вас удерживать насильно. У новой метлы оказались мягкие кошачьи лапы…
Рене сообразил, что пришло ему на ум, и расхохотался. Метла с лапами, ну надо же! Жаль, что этим образом ни с кем не поделишься — просто не поймут, примут за умалишенного. А ведь он прекрасно описывает Фиора Алларэ, милостью Реми Алларэ — герцога. Метла новая, метет по-новому, куда там старой, и задушевно так вцепляется в собеседника мягкими лапами… чтобы выпустить острые когти. «Если вы хотите ссоры, я пойду вам навстречу!» — повторил про себя Рене. Вот так. Ровесник, выросший селедки знают где, в королевском поместье, чужак, наполовину Сеорн, управляющий Энором, вечно опускавший прекрасные глаза, красневший и бледневший, когда на него обращали внимание, заговорил резче Реми. Кровь? Да уж, кровь. Кровь тетушки Амели. Она тоже всегда казалась тихоней, словно подменышем среди братьев и сестер, вот только в тихом омуте водились отменные зубастые щуки. Вот и щучонок от того же корня, высидевший себе титул, как Амели — любовь короля Сеорна. Когда Фиор зимой гостил в замке, он глаз от пола не подымал, все прятался по библиотекам и дальним комнатам. Рене даже поверил в то, что родич — мирный малый, претерпевший от вздорного отца слишком многое, а потому шарахающийся от собственной тени. Старался развеселить, развлечь — и вот оно как все обернулось… Что до Реми — о нем Рене даже и думать не хотел. Благодарность за сделанное оказалась слишком хороша. Публичное унижение, арест, теперь — занявший его место чужак. Вот такая вот награда брату за верность. Все эти мальчишки, вертевшиеся вокруг Реми, эллонцы, даже керторец-пустышка… всем, кроме Рене, находилось место рядом с герцогом, для всех у Реми было слово и поручение, улыбка и шутка. Только не для двоюродного брата и наследника.
— Все готово, господин Рене.
— Отлично. Седлай коней, я сейчас спущусь. На лестнице Рене молился об одном — не встретиться ни с кем из гостей и родичей; но Сотворившие пренебрегли его молитвой, или Противостоящий оказался сильнее. На лестничной площадке стояли Алессандр и Сорен. Первого покидавший сей гостеприимный дом Рене еще готов был вытерпеть, в конце концов, юноша ничего дурного ему не сделал, а вот второй… Торжество на лице бруленского неумехи — не то, что хочется запомнить напоследок.
— Вы нас покидаете? — младший Гоэллон, кажется, был удивлен. — Очень жаль!
— Алессандр, о чем вам жалеть?
— Мы не успели стать друзьями, — изрекло эллонское чудо, похоже, что вполне искренне, и протянуло руку. — Желаю легкого пути!
— Господин Алларэ, я вам очень признателен за все. — Мать и Воин, и второй туда же! Куда игла, туда и нитка, вот уж воистину. Рене пожал обе протянутые руки и, резко развернувшись, пошел вниз. На этот раз его молитвы были услышаны, и никто навстречу больше не попался. Дорога к Алларским воротам вела через половину города. До мостов и через Правобережье — на северо-восток. Правобережье, разумеется, бурлило и по ночам. Чем ближе к воротам, тем ниже делались домики, ухоженные живые изгороди постепенно сменялись заборами, крепкими, но уродливыми.
Жаль. Рене сейчас не отказался бы от хорошей драки. Пусть и с простолюдинами, вооруженными дубинками, но можно было бы велеть сопровождающим постоять в сторонке, так что сражение прошло бы на равных. Пусть исход известен заранее…
За воротами было тихо. Мало кто разъезжал заполночь, так что Рене наслаждался тишиной, видной на пару миль вперед пустой дорогой, размеренной поступью коня и свежестью, особо приятной после седмиц дикой жары. Ливень начисто вылизал дорогу, листву и придорожную траву, прибил душную пыль и напитал воздух влагой.
Гроза пришла с Фаирского моря, и теперь в воздухе припахивало солью, водорослями и мокрым песком. Запах этот напоминал о доме, о родном замке над скалами, где внизу билось в камни неумолчное море. Оно убаюкивало лучше песен кормилицы, лучше ласк жены. Колыбельная, под которую вырастали все Алларэ. Все, кроме нынешнего герцога. «Подумай о Противостоящем — он и начнет искушать», говорили церковники. Не врали. Стоило вспомнить бывшего господина Ларэ, как почти оставившая Рене досада вновь овладела им с прежней силой.
Мелькнули огни постоялого двора. Там играла музыка, тянуло приятным дымком от жареного на решетке мяса, слышался смех. Рене отвернулся. Скоро он будет дома. Музыки и танцев в замке Алларэ всегда с избытком, и смеха довольно тоже. Детей, Карисы, младших братьев… Вот только возвращаться в замок собакой, сперва побитой, а потом получившей в знак благоволения прежний ошейник — стыдно, тошно, противно!
— Господин желает ехать всю ночь? — спросил Пьетро перед очередным съездом с дороги. Слугу манили огни очередного трактира.
— Господин желает… Поворачивай! Мы возвращаемся в столицу!
Вчерашняя гроза к полуночи затихла, до утра простояла блаженная прохладная свежесть, а на рассвете небо вновь затянули низкие тучи. Часом позже они разразились отвратной мелкой моросью, по-осеннему холодной и неутомимой. С неба капало и капало, и конца-края этому не предвиделось: тяжелая серая пелена висела от горизонта до горизонта. Собираясь во дворец, Кларисса выслушивала от служанок новости. Хельги сидел рядом, молча внимал девичьему щебетанию, иногда потирал бровь. Одни известия были изумительнее других. Прямо на королевском совете по приказанию короля были взяты под стражу трое его членов. Двоих обвинили в пособничестве еретикам, третьего — в ереси. Герцог-регент нисколько не препятствовал подобному исходу дела, напротив, подсказал королю, что каждый член королевского совета должен предстать перед архиепископом Игнасием на предмет тщательной проверки, не является ли он тайным пособником «заветников». Отдельного внимания требовала маленькая подробность: к рассвету вся Собра отменно знала, что подсказал герцог-регент королю, и как на это ответил король. В коалиции герцога Алларэ тоже не обошлось без скандала; не стоило и сомневаться, что Реми найдет, чем удивить столицу, чтобы не оставаться в долгу перед дворцом. Так и вышло. Оба события волновали добрых горожан примерно в равной степени — хотя какое ж им, в сущности, было дело до того, кто возглавляет Старший Род Алларэ? Однако ж, любой житель Собры, хоть владетель, хоть мелкий чиновник, хоть поваренок — существо особой породы. Ему есть дело до всего, до графов и герцогов, до королей и регентов. Обсуждают их с тем же усердием, что соседей и родственников, а то и с большим. Такова столица. По случаю дождя герцог-регент принимал госпожу Эйма в зимнем саду. Огандские мастера сотворили истинное чудо: огромные листы гнутого стекла удерживались тонкими посеребренными рамами, почти незаметными, и оттого казалось, что между небом и землей нет никакой преграды. В ясную погоду стекло, наверное, и вовсе не было заметно; но сейчас капли дождя стекали по нему вниз. Главным недостатком зимнего сада была духота, но зато здесь росли растения с дальнего юга — лимоны, померанцы, гранаты и даже гордость садовников, кофейное дерево. По слухам, напиток из его обжаренных плодов обладал необыкновенными бодрящими свойствами. Мода на него прибыла вместе с огандским королевским театром. Госпожа Эйма все собиралась проверить на себе действие чудодейственного снадобья, но пока не было повода. Кларисса посмотрела на тоненькое чахлое деревце, окруженное подпорками. Непохоже, что скоро от него дождутся плодов… Второй час беседы о столичных событиях вогнал Клариссу в скуку. Сегодня герцог-регент выглядел куда более усталым, чем обычно, и собеседник из него вышел не блестящий. Впрочем, ей доводилось развлекать и во сто крат более косноязычных, скучных и противных господ. Дело есть дело.