Реальный противник (Пока молчат оракулы)
Шрифт:
Что-то мешало ей говорить. Словно в горле у нее оказался тугой комок, не дающий произнести больше двух слов подряд.
Рамирова охватило страшное предчувствие, сковывающее оцепенением мышцы. Чтобы не налететь ненароком на кого-нибудь из прохожих, он остановился и привалился плечом к какому-то рекламному щиту.
— Юлия? — спросил он, словно сомневался в истинности своего зрения. — Откуда ты?.. Как ты меня отыскала? И что случилось, наконец?
Подсознательно Ян еще тешил себя глупой надеждой, выношенной многими бессонными ночами, когда он пытался удрать от одиночества, а оно все-таки настигало
И вот теперь она действительно сказала это заветное слово. Но так, что стало ясно: Рамиров потребовался Юлии совсем по другой причине…
— Наша дочь, Ян… — Женщина на экране, лишь отдаленно напоминающая былую Юлию, всхлипнула и на глазах постарела еще на десяток лет. — Вчера вечером… ее не стало!..
Что-то упало на Рамирова сверху — может быть, это было небо, почему-то вдруг ставшее чугунно-тяжелым? — и придавило его так, что не было никакой возможности распрямить плечи и стряхнуть эту невыносимо-тяжкую ношу.
А губы тем временем произносили сами собой, по инерции, словно подчинялись «оракулу» (хотя при чем тут был «оракул»?):
— Подожди, подожди, Юля… Как это — не стало? Ты что такое говоришь, а?!.
И словно из-за сотен миль до него донесся ее не плачущий, нет — уже воющий от смертного горя — голос:
— Погибла наша дочурка, Ян!.. Погибла моя маленькая!.. Нет больше моей родненькой!.. Как же я теперь без нее буду жить?!.
В горе все женщины причитают одинаково, но Яну почудилось, будто время повернуло вспять, и он снова слушает голос мадам Лэст.
Неимоверным усилием воли Рамиров взял себя в руки.
— Прекрати истерику, — нарочно холодно сказал он, чтобы вывести Юлию из шока. — Где ты? Дома?.. Я сейчас приеду…
Дальнейшее Рамиров воспринимал какими-то странными отрывками.
Дома косо падают на него, но он вовремя успевает выскочить из-под них — ага, это он бежит куда-то в таком темпе, в каком никогда не бегал на кроссах по пересеченной местности во времена своей молодости — даже в Пандухе, под пулями, не приходилось так мчаться…
Какая-то машина со знаком турбо-такси. Давай сюда, сюда, тебе говорят!.. Чей-то голос в ушах: «ОПАСНОСТЬ НАЕЗДА, НЕ ЛЕЗЬ ПОД КОЛЕСА» — да это же «оракул»! Он-то мне сейчас зачем, что он смыслит в людском горе?! Долой тебя!.. Белое лицо водителя такси… Что он там лепечет? Не слышу. Адрес… Неужели я не зафиксировал ее адрес?! А, вот он… Скорость, скорость выжимай, сука! Не доходит? Потрясем тебя за шиворот, чтобы быстрее дошло!..
Полосы за окном. Ничего не вижу. Это — от скорости. Так. Подъезжаем. Тормози, прямо здесь тормози, мне плевать, что запрещено!..
На, на тебе все, что у меня есть!.. Мало? Перепугал я его до смерти, раз он умчался, как угорелый…
Дом. Чем-то знакомым пахнет в подъезде. Где-то я уже встречал подобный запах. Постой, это же запах смерти — вот что это такое! Его трудно разложить на составляющие, но именно так пахнет в морге. Именно так пахнет в приемном отделении полевого лазарета, когда раненые поступают потоком с поля боя… Вздор, вздор, что за мысли?.. Эх, Джилька-а-а-а-а-а-а!.. Неужели я так и не увижу тебя больше, свою родную кровиночку?! Мы и так-то
И тут неожиданно сработал «оракул». Смысл его предупреждений, если переложить их на нормальный, человеческий, язык, сводилась к следующему.
Понесло тебя, Рамиров, понесло. Остановись. Это приказ. Тебя заманивают в тщательно организованную ловушку. Где гарантия, что вызов не подстроен ЮНПИСом?
Какой еще, к черту, ЮНПИС, возражал мысленно Рамиров. Ты дурак, «оракул», ты совсем ничего не понимаешь во взаимоотношениях людей, если только люди не дерутся, стараясь убить друг друга… Ну, хорошо, допустим, ты уловил какую-то фальшь в голосе Юлии, какую-нибудь логическую несуразицу. Типа: как она узнала номер моего персонального видеофона — ведь доступ к сведениям такого рода могут иметь только вполне определенные государственные органы… А, может быть, просто Джилька ей сказала? Может быть, дочь все-таки жива, и ничего с ней не стряслось, а просто уставшей от многолетнего одиночества женщине понадобилось оживить в своем сердце некогда умершие чувства, и тогда она вспомнила про него, бывшего мужа, и сейчас Рамиров придет, и она встретит его, как ни в чем не бывало, и извинится за свою чудовищную ложь во имя их любви, и он, конечно, сперва наорет на нее, а потом вернется из своего колледжа Джилька, и они помирятся, и сядут все вместе пить вкусный чай с вкусным тортом, а назавтра он проснется рано-рано и будет долго слушать, как Юля дышит во сне, и будет вдыхать почти забытый аромат ее волос…
Зачем ты обманываешь себя, твердил не то зануда-«оракул», не то тот второй «я», который всегда сидел в нем. Джилька мертва, и это факт, да и не такова твоя бывшая супруга, чтобы использовать т а к о й предлог для встречи с тобой. Все проще и трагичнее, и в квартире, куда ты сейчас летишь, тебя ждут юнписовцы, и мой долг — запретить тебе идти туда, не пустить и все… Ты же боец, Ян, а чтобы быть бойцом, надо обязательно чем-то жертвовать… Я не пущу тебя навстречу опасности!
И Рамиров действительно почувствовал, как невидимая сила сковывает его тело и ноги, а потом начинает разворачивать к выходу. И тогда он взбунтовался.
Решительно сдернув с себя проклятую шапочку и сунув ее в карман, Рамиров в несколько прыжков оказался у нужной двери. Позвонил, не отрывая пальца от кнопки.
Дверь открылась, и он сразу же пожалел, что отказался от услуг «оракула». Потому что на пороге стоял не кто иной, как юнписовец по фамилии то ли Деро, то ли Даре (во всяком случае, физиономия была Рамирову хорошо знакома), с портативным и бесшумно действующим атомайзером в руках.
— Входи, Ян, — сказал он сочувствующим тоном.
Ничего другого в данной ситуации и не оставалось делать.
Рамиров шагнул через порог, и, постоянно ощущая на своей спине враждебный взгляд ствола атомайзера, дал сопроводить себя в комнату.
Здесь его сердце опять рухнуло с высоты небоскреба. Потому что посреди комнаты стоял гроб, в котором лежала его дочь Джилька, прожившая ровно пятнадцать лет на свете. У изголовья траурного ложа сидела бывшая жена Юлия, лишь скользнувшая по Рамирову безучастным, словно ослепшим взглядом. В комнате также присутствовали Дефорски и несколько юнписовских новичков.