Ребекка с фермы «Солнечный ручей»
Шрифт:
на Рождество, по-моему, лучше всего дарить что-то не имеющее отношения к быту, бесполезное. Я издавна заметил, что людям приятно получать в подарок пустяки, и, смею надеяться, угодил тебе и твоей подруге. Ты должна сегодня надеть кораллы, чтобы я их на тебе увидел. Дело в том, что я разжился новыми санями и собираюсь прокатить тебя и твою подругу. Моя тетя очень довольна мылом.
— Как чудесно! — воскликнула мисс Джейн. — Видно, он и в самом деле замечательный человек. Леди Барнхем говорила, что он обожает детей. Доедай завтрак, а потом я заверну кое-что для
Ребекку охватили противоречивые чувства. При том, что она испытывала невыразимую словами радость, бутерброд застрял у нее в горле и слезы покатились по щекам.
Мистер Лэд прибыл, как и обещал, познакомился с обеими тетушками и за каких-то пять минут сумел расположить обеих к себе. Создавалось впечатление, будто он давно вхож в дом. Ребекка сидела у огня на маленькой скамеечке. Она хранила молчание, во-первых, потому, что ее наряд говорил сам за себя, а во-вторых, тетя Миранда все равно не дала бы ей сказать ни слова.
Это был один из самых красивых дней в жизни Ребекки. Счастье, возбуждение, зелень платья и кораллы — ее любимый розовый цвет! Птичьи перья на шляпке выглядели как настоящий плюмаж. Мистер Лэд смотрел на нее с явным удовольствием.
Потом они катались в санях, тут уж Ребекка оживилась и тараторила без умолку. Так завершился этот великий праздник Рождества. Потом еще долго она укладывала вечером под подушку кораллы и просыпалась среди ночи в тревоге за их целость и сохранность.
Следующей важной «вехой» явился отъезд из Риверборо семейства Симпсонов. Впереди ехал скарб, самой заметной принадлежностью которого была банкетная лампа. Хорошего в этом было лишь то, что Ребекка избавлялась от назойливости Сэма-Подсолнуха, но в то же время она теряла отличных, добрых товарищей. Теперь ей придется дружить с братом Алисы Робинсон.
Вечером накануне своего отъезда простодушный Сэм позвонил в колокольчик у бокового крыльца кирпичного дома. Когда Ребекка открыла, он выговорил, запинаясь:
— Когда м-мы в-вырастем, м-можно мне будет с тобой дружить?
— Конечно, нет! — выпалила Ребекка и закрыла дверь перед носом своего непутевого обожателя.
В назначенный час приехал мистер Симпсон, чтобы забрать жену и детей туда, где они родились и где, как он пытался их уверить, все их ждут не дождутся. Отъезд Симпсонов происходил под руководством деревенского начальства и под пристальным наблюдением всех без исключения соседей. Все же, вопреки всем принятым мерам предосторожности, из церкви в этот день пропали кресло священника и небольшая печурка, которую Эбнеру удалось успешно обменять на пути следования.
Но что ввергло Ребекку и Эмму Джейн в глубокую печаль, так это известие, что сообразительный молодой священник дальнего прихода выменял у Эбнера волшебную лампу. Деньги не участвовали в сделке: за лампу священник отдал свой старый велосипед. Правда, и тут был положительный момент: совершенно не зная, как утешить своих чад, плакавших о потере любимого сокровища, Эбнер вскочил на велосипед и уехал в неизвестном направлении. После этого несколько лет о нем не было ни слуху ни духу.
Этот год был замечателен еще тем, что Ребекка вдруг начала тянуться вверх, как молодое деревце. С десяти до тринадцати лет она не выросла ни на дюйм, и вдруг, однажды начав (так получалось у нее во всем), она стала прибавлять в росте с такой быстротой, что тетушки едва успевали наставлять подолы, рукава и лифы ее нарядов. И вот наконец эти бережливые жительницы Новой Англии, до конца исчерпав свою изобретательность, отослали весь гардероб Ребекки на ферму «Солнечный ручей», чему немало обрадовалась Дженни.
Была и очень печальная «веха». Внезапно скончалась маленькая Мира. Семья похоронила ее под ивой возле Солнечного ручья. Ребекку тогда на две недели отпустили домой. Вид неподвижного маленького тела, которое прежде было Мирой, девочкой, с самого дня своего рождения занимавшей особое место в доме, вызвал к жизни раздумья. Рано или поздно тайна смерти приводит каждого
Ребекка и подумать не могла, что первый ее приезд в родной дом окажется таким. Смерть маленькой Миры, отсутствие Джона, который был для нее не только братом, но и самым близким другом, обветшалость дома, нехватка самых необходимых вещей — все это угнетающе подействовало на Ребекку, столь чувствительную к гармонии и красоте жизни.
Ханна так повзрослела, что показалась Ребекке почти женщиной. В ней и всегда присутствовало что-то до странности недетское, но теперь она выглядела даже старше тети Джейн: в ней было больше уравновешенности и практичности. Ханна ловко справлялась со всеми домашними делами и, надо сказать, похорошела, хоть и было что-то бесцветное и скучное в правильности ее черт.
Ребекка посетила все места своих детских игр и прогулок — милые, потаенные уголки, знакомые лишь ей и Джону, а иногда только ей одной. Вот здесь растет тростник, из которого «индейцы» делали свои дудки. А на заболоченном месте собирали горечавку, пижму и такую крупную голубику, какой нет больше нигде на свете. А вот горный клен, на нем она когда-то нашла гнездо иволги. Вот изгородь, под которой жила мышка-полевка. Вот гнилой и замшелый пень, из него летом лезут, словно по мановению волшебной палочки, бледные поганки. А вот нора между корнями старой сосны, где пожилая, почтенная жаба устроила себе жилище — ее дети отмежевались от мамаши, и она могла лишь наблюдать за ними из своего укрытия.
А вот и ты, милый Солнечный ручей, но только тебе нечем меня порадовать в эту печальную пору! Не смеешься, не искришься на солнце. Летом твое веселое течение танцевало на камнях по дороге к глубокому озерцу, где следовало остановиться и задуматься. А теперь ты стынешь во льду, под снежным саваном. Ребекка подошла к самому краю обрыва, опустилась на колени и, приложив ухо к белому, как сахар, льду, попыталась представить себе слабое журчание, похожее на звон колокольчиков. Все будет хорошо. Ручеек вновь запоет весной, и, может быть, Мира тоже порадует кого-то своей песенкой — вот только кого и где?
Ребекка все время размышляла во время своих одиноких прогулок, и все ее мысли были об одном. Ханну ни на один день не освобождали от домашних дел и тяжелой работы на ферме, она же, Ребекка, пользовалась всеми привилегиями гостьи. В кирпичном доме ей жилось далеко не сладко, зато сколько было радостей от общения с друзьями, от школьных занятий, чтения книг! Риверборо трудно назвать вратами в широкий мир, но оттуда хотя бы можно было посмотреть на этот мир в крохотный глазок, а это ведь все-таки лучше, чем ничего.
Она пролила втайне немало слез, прежде чем согласилась принести в жертву то, о чем больше всего мечтала. Утром, когда ей предстояло проститься с родными, Ребекка окончательно взяла себя в руки и высказала вслух то, о чем думала все предыдущие дни:
— Ханна, я приняла решение остаться на ферме. Тете Миранде хочется, чтобы с ней жила ты, и это так и должно быть.
Ханна штопала чулок и, прежде чем дать ответ, вдела нитку в иглу, стянула прореху:
— Нет, спасибо тебе, Бекки. Маме все равно никак не обойтись без меня. И потом, я же терпеть не могу школу. Слава богу, я умею писать, читать, считать, и с меня вполне этого довольно. Кем бы я могла стать, если бы выучилась? Учительницей? Нет, лучше умереть, чем такая работа. У меня к весне появится неплохое дельце. Уилл Мелвилл обещал подарить мне швейную машинку своей матери, и я начну шить на заказ нижнее белье из тех лоскутков муслина, что ты привезла от тети Джейн. Я знаю красивые фасоны, с оборками. А в Темперансе после Нового года откроют певческую школу, и там же можно будет вступить в благотворительное общество. Я уже взрослая и могу развлекаться по своему усмотрению. Мне не будет одиноко и тоскливо, Бекки, — при этих словах щеки Ханны зарумянились, — я очень люблю нашу ферму.