Ребекка с фермы Солнечный Ручей

Уиггин Кейт Дуглас

– Я не знала этого, - сказала Ребекка почти с рыданием.
– Я ничего не знала, пока не встретила вас!

– Ты пройдешь только курс средней школы в Уэйрхеме, но даже самые знаменитые университеты не всегда делают настоящими людьми мужчин и женщин. Когда у меня появляется страстное желание поехать за границу, чтобы учиться, я всегда напоминаю себе о том, что были три великие школы в Афинах и две в Иерусалиме, но Учитель всех учителей вышел из Назарета, маленькой деревушки, скрытой вдали от большого шумного мира.

– Мистер Ладд говорит, что в Уэйрхеме все ваши таланты пропадают даром, - сказала Ребекка задумчиво.

– Он не прав. Мои таланты невелики, но ни один талант не будет растрачен зря, если

только его обладатель не предпочтет держать его под спудом. Помни это, когда речь идет о твоих собственных талантах, Ребекка. Быть может, люди не оценят их по достоинству, но таланты могут поддерживать, утешать, вдохновлять там и тогда, где и когда ты меньше всего этого ожидаешь. Наполненный доверху стакан, содержимое которого переливается через край, увлажняет землю вокруг себя.

– Вы слышали о “Розе радости”?
– спросила Ребекка после долгого молчания.

– Да, конечно; откуда ты знаешь о ней?

– Я видела ее на обложке книги в библиотеке.

– Я видела ее и под обложкой книги в библиотеке, - улыбнулась мисс Максвелл.
– Это из Эмерсона37, но боюсь, ты еще недостаточно взрослая для такой книги, Ребекка, а “Роза радости” - одна из тех вещей, которые не поддаются объяснению.

– О, попробуйте объяснить, дорогая мисс Максвелл!
– умоляла Ребекка.
– Может быть, если я хорошенько подумаю, я смогу угадать, что это значит.

– “В реальности - этом мучительном царстве времени и случая - существуют Забота, Бедствие и Печаль; с мыслью об Идеале появляется в ней неугасимое бурное веселье - Роза радости, вокруг которой поют все музы”, - процитировала мисс Максвелл.

Ребекка повторяла эти слова снова и снова, пока не выучила наизусть. Потом она сказала:

– Я не хочу показаться самоуверенной, но я почти убеждена, что понимаю это, мисс Максвелл. Быть может, не совсем, потому что это запутанно и сложно, но немного, вполне достаточно, чтобы развить эту мысль. Так бывает, когда прекрасная фигура галопом промчится мимо вас на лошади: вы так удивлены, ваши глаза движутся так медленно, что вы не можете как следует разглядеть ее, но вы поймали мельком ее очертания, когда она пронеслась мимо, и знаете, что она прекрасна. Все решено: мое сочинение будет называться “Роза радости”. Я сейчас решила. У меня еще нет ни начала, ни середины, но конец, я знаю, будет волнующим. Что-нибудь такое… дайте подумать:

Пусть счастье впереди иль ждет беда,

(Ведь даже золоту без примесей не быть),

Ты не увянешь в сердце никогда,

О, Роза радости! Ты вечно будешь жить!

А теперь я хочу укутать вас шалью, подложить вам под голову хвойную подушку, и, пока вы спите, я спущусь на берег и напишу для вас сказку. Я буду “предполагать” разные вещи, как мы это с вами всегда делаем. Моя история летит далеко-далеко, в будущее, и в ней случается то прекрасное, что, возможно, никогда не происходит в действительности. И все же кое-что из этого прекрасного произойдет, вот увидите. И тогда вы достанете из вашего стола эту сказку и вспомните Ребекку.

“Интересно, почему они, эти юные, всегда выбирают темы, которые потребовали бы максимального напряжения сил от самого великого писателя?
– думала мисс Максвелл, пытаясь уснуть.
– Их ослепляет, увлекает, захватывает величие темы или они воображают, что могут справиться с ней? Бедные, наивные создания, впрягающие звезды в свои игрушечные повозки!38 А как прелестно это наивное создание выглядит под своим новым зонтиком!”

Зонтик был подарком Адама Ладда. Он ехал по улицам Бостона в один из холодных весенних дней, когда природа и модницы обнадеживают, но надежды кажутся далекими от осуществления. Неожиданно его поразил вид розового зонтика в витрине одного из магазинов, весело сигналящего прохожему и заставляющего его помечтать о сиянии летнего солнца. Он напомнил Адаму яблоню в цвету - глубокого розового цвета ткань, белая подкладка и пушистый, обшитый бахромой край из розовых и кремовых нитей, нависающий над зеленой ручкой. Он сразу вспомнил одно из ранних признаний Ребекки - маленький розовый зонтик, позволивший ей единственный раз заглянуть в веселый мир моды и красоты, которого ее детство почти не знало, и ее поклонение этому хрупкому предмету, и его трагический и жертвенный конец. Он зашел в магазин, купил эту дорогую безделушку и тут же отправил ее с нарочным в Уэйрхем, и ни единое сомнение в уместности такого поступка не зародилось в его мужском уме. Он представлял только выражение радости в глазах Ребекки и красивую посадку ее головы под этим нежно-розовым балдахином. Было, пожалуй, немного затруднительно вернуться час спустя и купить голубой зонтик для Эммы-Джейн Перкинс; ему казалось все более трудным, по мере того как шли годы, вспоминать о ее существовании в каждом надлежащем случае.

Вот сказка Ребекки, записанная на следующий день и отданная Эмили Максвелл, когда та собиралась идти в свою комнату спать. Она прочла ее со слезами на глазах и затем послала Адаму Ладду с мыслью о том, что и ему причитается его доля и что он заслуживает возможности бросить мимолетный взгляд на создание расцветающей фантазии девочки и узнать о ее благодарном юном сердце.

СКАЗКА

Жила-была одна очень усталая и довольно бедная Принцесса. Ее маленький домик стоял у большой дороги, соединявшей два города. Она была не так несчастна, как тысячи других, - у нее было многое, за что она могла благодарить судьбу, но жизнь, которую она вела, и работа, которую она делала, были слишком тяжелы для того, кто создан изящным и хрупким.

Домик ее стоял возле опушки большого леса, где в ветвях всегда пел ветер и сквозь листву струился солнечный свет.

И вот однажды, когда Принцесса сидела у обочины, совсем измученная работой на полях, она вдруг увидела золотую карету, мчащуюся по Королевской Дороге, а в ней особу, которая не могла быть не кем иным, как только чьей-нибудь феей-крестной, направляющейся в Королевский Дворец. Карета остановилась прямо перед домиком, и хотя принцесса читала прежде о таких великодушных особах, но и мечтать не смела, что одна из них когда-нибудь посетит ее.

– Ты устала, бедная маленькая Принцесса. Почему ты не пойдешь в прохладный зеленый лес и не отдохнешь?
– спросила Фея.

– Потому что мне некогда, - ответила та.
– Я должна вернуться к моему плугу.

– Это твой плуг прислонен к дереву? Не слишком ли он тяжел для тебя?

– Он тяжел, - ответила Принцесса, - но я люблю превращать твердую землю в мягкие борозды, и мне приятно знать, что я готовлю хорошую почву, где смогут расти те семена, которые я посажу. Когда я слишком сильно ощущаю его тяжесть, я стараюсь думать о будущем урожае.

Золотая карета проследовала дальше, и Фея с Принцессой больше не говорили в тот день; но тем не менее посланцы Короля не дремали: они успели шепнуть одно словечко на ухо Фее, другое на ухо Принцессе, хотя так слабо, что ни та, ни другая не осознали, что это говорил сам Король.

На следующее утро высокий, сильный человек постучал в зверь домика и, сняв шляпу перед принцессой, сказал:

– Золотая карета проехала мимо меня вчера, и кто-то бросил мне из нее кошелек с дукатами и сказал: “Выйди на Королевскую Дорогу и отыщи маленький домик и тяжелый плуг, прислоненный к дереву поблизости. Войди и скажи Принцессе, которую ты найдешь там: “Я буду пахать, а ты должна пойти. отдохнуть или погулять в прохладном зеленом лесу, так как это приказание твоей доброй Феи-крестной””.