Ребенок от отчима
Шрифт:
— Нет, — немного хнычу, надув губки перед Каримом. — Я там одна! А сейчас хочу с тобой. Ты смотри, какой у меня красивый! В костюме! — смахиваю с плеч мужа невидимую пылинку. — В галстуке, — поправляю ткань на его шее и одаряю улыбкой. — Так ведь?
— Киса, Киса, — вздыхает и в течение пятнадцати минут даёт фотографу и мне себя помучить.
Злится, нервничает, психует, причитает, но смиренно позирует.
— Так, а теперь предлагаю перейти к окну! — командует фотограф, меняя что-то в настройках
— Ага, — отзываюсь и ничего не подозревая, иду к столу с заготовленными атрибутами для съёмки.
Пробежав глазами по столу, замечаю только одну пинетку, а второй нигде нет. Вспомнив о том, что до этого Карим, кажется, уронил и не поднял, обхожу стол и замечаю её.
Вот растяпа!
Нагибаюсь, чтобы взять её и в один момент вскрикиваю. Острая боль пронзает спину с такой силой, что глаза на лоб выкатываются.
— А-а-а!
— Катя! — Карим подскакивает ко мне и заботливо берёт за руку, пока я корчусь от боли.
Я рожаю!
Это точно!
Это точно не тренировочные роды! Это мы уже проходили!
— Я рожаю! — кричу ему и со слезами смотрю в его глаза, полные паники.
— Так ещё неделя, — напоминает муж, а у самого руки трясутся.
— Твоя дочь решила нас навестить раньше! Такое бывает!
— Мы продолжаем? — с сомнением спрашивает фотограф, смотря на меня. — Или в другой раз уже?
— Мы продолжаем или?.. — повторяет Карим, надеясь, что ещё можно отсрочить момент моих родов.
Он одновременно хочет их и боится. Боится того, что может повториться история с его сыновьями. И сколько бы раз я ему не доказывала, что с нашей малышкой такое не случится — ему страшно.
Так страшно, что порой он просыпается ночью и проверяет, на месте ли у меня живот. Дожидается, пока наша «футболистка» даст отцу в ухо, а затем засыпает. Проверяет, в порядке ли она.
— Или, Карим! — ору от очередной схватки. — Я рожа-а-аю! В роддом на-а-адо-о-о! — больно до слёз.
Как там говорили на уроках? Надо дышать? Дышу! Но не помогает!
Карим застывает, и если бы не Назар, который постоянно ходит с нами, то я бы родила в этой фотостудии. Мужчина влепил шефу слабую пощёчину, тем самым «разбудив».
Кое-как доходим до машины. Карим усаживает меня на заднее сиденье, полулёжа. Сам заскакивает на переднее, но всё время смотрит на меня и слушает мои крики. Как и Назар на водительском.
— Дыши, Кис! Дыши! — пытается как-то помочь Карим, а меня сейчас его попытки успокоить только раздражают. Из себя выводят!
Мне чертовски больно!
— Это всё из-за тебя! — кричу на него обвиняюще.
Не понимаю, в чём его обвиняю, но так хочется кричать и ругаться сейчас. Выплёскивать свою боль в другие эмоции.
— Кис, я не хотел! — отвечает он мне, но я даже не слышу и не понимаю
— Не будешь? — повторяю за ним.
— Нет, буду! Ещё дочь хочу! И ещё! Но две как минимум!
— Что?! — ору и забываю обо всём, когда наступает новая схватка.
Ещё одного ребёнка хочет? Ну уж нет! Хватит! Мне и этого сейчас хватает! Ни ногой больше в роддом! Никогда! Ни за что! Одного ребёнка хватит! Остальных из детского дома возьмём! Хоть дюжину!
Но и обо всём этом я забываю, как только мою малышку прикладывают мне к груди. Такая маленькая кроха, что прикоснуться страшно, не то что в руки взять.
Открывает и закрывает свой маленький ротик, словно грудь сосёт. Глазки закрыты, но кричит хулиганка. А эти пальчики… которые она сжимает в кулачок.
Смотрю на неё и слёз сдержать не могу оттого, что малышка, наконец, с нами. Со мной и отцом, который так долго её ждал. Который выстрадал этого ребёнка и заслужил, как никто другой. А сейчас стоит у стены и плачет, глядя на неё. Подойти боится.
Но в его глазах столько любви, сколько я не видела никогда.
Наша Машенька — новая любовь её отца.
— М-моя? — одними губами спрашивает Карим. — Д-дочь?
— Твоя Машенька, — шепчу, но он слышит. Слышит имя, которым я назвала нашу дочь.
И ему оно нравится.
Карим
— Не бойся, — тянет Катя, с улыбкой глядя на меня. — Просто дотронься до неё, — мягко продолжает уговаривать.
Просто дотронься до неё.
Казалось бы, обычная просьба, совет, рекомендация, а я боюсь протянуть руку и… понять, что это очередной сон. Где я захожу в комнату своей дочери, а вместо неё кукла.
Протягиваю руку, но вместо тёплой молочной кожи ощущаю холодный пластик, который исчезает через мгновение и передо мной пустая кроватка. И крик моих умерших сыновей. Крик, который сводит меня с ума.
И пусть мы с моей молодой женой сейчас в больничной палате, мне страшно. Декорации меняются, а сюжет никогда нет.
— Ну ты посмотри на неё, — продолжает Киса. — Она хочет, чтобы папочка её коснулся. Глядишь, через пару лет и на руки возьмёшь, — ёрничает, но я игнорирую её подколки.
Как бы она ни говорила, что понимает меня, она никогда не поймёт моей боли и ужаса. И слава богу.
— Кать… — тяну, не отрывая взгляда от своей малышки. Машеньки. Такая красивая, маленькая и родная, что дух захватывает.
Хочу схватить её, сжать в объятиях и больше никогда не отпускать. Не отдавать её никому… даже жене. Боюсь потерять!
Этот страх ещё не скоро пройдёт. Знаю. Но мне просто нужно время. Время принять тот факт, что Маша будет со мной всегда и с ней ничего не случится. Никто не заберёт её у меня, как Рустама.