Ребёнок от сводного врага
Шрифт:
— Тогда я буду ждать, когда ты откроешься. Не будь ракушкой на дне океана.
До сих пор вспоминаю это странное сравнение, но игнорирую его, когда Алена повторяется. Через месяц я рассказала ей все о тех непонятных чувствах. О тепле, исходящем от этого парня, о спокойствии и умиротворении, которых я не испытывала ранее. Аленка говорит, что это влюбленность, но я ей не верю. Гугл утверждает, что это чувство интерпретируется иначе.
Любовь…
Но это ложь! Я не могу испытывать любовь к своему сводному брату. Это невозможно. У него есть девушка, которой он собирается сделать предложение, судя по разговорам родителей, намечается работа в офисе, которой он раньше всеми силами сторонился. Я не нужна ему, и он мне не нужен. Наши отношения не закончатся ничем хорошим, мы только испортим друг другу жизнь и разрушим семью.
Интересно, он так же считает?
Я не знаю, насколько мои чувства взаимны. Или они вообще не взаимны. Он добр и ласков со мной, у него прекрасное чувство юмора.
И он красив, когда спит.
Чаще я прихожу, когда он засыпает. Наблюдаю за ним пару часиков, накидываю наброски в альбом, чтобы пересматривать наедине, сидя в уютной комнате. О чем он думает? Что ему снится? Ждет ли он меня в следующий раз?
Не ждет, иначе попросил бы приходить почаще.
Но он не просил, и я не настаивала. Сваливала все на загруженность в университете, на подготовку к сессии, а когда она прошла, на новые предметы. На самом деле они легкие и занимают не так много моего времени. Но я чувствовала, что связь с ним крепчает, причем только с моей стороны. Нам нужно держаться друг от друга подальше.
Мама говорила, что наша бывшая квартира отойдет ему и его девушке. В скором времени, когда курс реабилитации будет завершен, он переедет туда, поближе к офису.
— Спасибо, Марта, — бархатный голос возвращает меня с небес на землю. Он вежливо улыбается моей маме, забирает торт и проходит в столовую.
Сейчас Дан слегка хромает, не более того. Доктор сказал, что это останется из-за травмы, но я верю, что Дан полностью восстановится. Это лишь временные трудности.
— Мариночка так скучала по тебе! — лепечет вслед мама, пока мы рассаживаемся по своим местам. И снова я сижу напротив него, но в этот раз рядом сидит Марина — его девушка. Она вежливо улыбается друзьям Дана, моим родителям и даже мне, а я…
Мысленно молюсь, чтобы этот фарс поскорее закончился.
— Данюся, ты попробуешь кекс? Я сама готовила! — она показывает глазами на парочку кексов. Он говорил, как его бесят уменьшительно-ласкательные, и просил называть его Даном, но для своей красотки он делает исключение. Проглатываю застрявший в горле ком.
Ей делает исключение, в отличие от меня…
— Конечно.
Я всегда думала, что Дан придерживается спортивного питания из-за тренировок, но порой предпочитает что-то сладкое. Второй укол в мою сторону. О третьем, самом главном, не хочу думать.
Он ни разу на меня не взглянул…
— Мариночка, как родители? — спрашивает мама брюнетку, которая скромно опускает глазки с чересчур длинными ресницами. Мечта любой девушки. Интересно, натуральные? У Дана тоже длинные, темные. Почему я сейчас думаю об этом?
— Все хорошо. Мама уехала в Милан на неделю моды, а папа рассматривает фирму для новых вложений.
— Правда? — включается в разговор Григорий Викторович. — Какие фирмы рассматривает?
— Ой, не знаю. Я ничего не понимаю в бизнесе.
— Пора включаться. Родители все завещают тебе, а мы — Дане. Наши семьи отлично поладят…
Я чуть не выплевываю воду на стол, когда слышу эти слова. Надеюсь, никто не заметил этого. Вроде нет. Друзья Дана и Марина внимательно смотрят на Григория Викторовича, сидящего во главе стола, и слушают речь о ведении бизнеса, о винодельне. Все, кроме одного человека.
Взгляд Дана ощущаю сразу же, как только он переводит на меня любопытные зеленые глаза. Да, сейчас они насыщенного зеленого оттенка. Цвет радости и смеха. Но над чем? Надо мной? Он видел, как я чуть не подавилась? Вот черт! Как неловко. Перед ним мне не хочется испытывать это чувство.
Не хочу, чтобы он видел меня такой растерянной, несобранной. Новость о «будущей родне» просто застала меня врасплох, она никак не вяжется с отношением Дана к Марине.
Почему в груди так неприятно колет? Почему мне не все равно?
— Они будут прекрасной парой, — заканчивает Григорий Викторович.
— И прекрасными родителями, — вмешивается мама. — Вы же порадуете нас внуками, да?
Вот теперь я не выдерживаю. Как назло, именно в этот момент я снова отпиваю немного воды и от удивления закашливаюсь, брызги летят в разные стороны. На еду, на мою блузку. На Дана. Он недоуменно глядит на меня с намокшим лицом и футболкой, обтягивающей атлетическую фигуру.
— Эльза, какого…
— Ничего страшного, Марта, — останавливает тираду Дан, за что я мысленно ему благодарна, хоть он и смотрит на меня, нахмурив брови. — Простите, я отойду на пару минут.
Черт! Все глядят на меня, как на идиотку. Глядят и недоумевают, откуда здесь появилась одна белобрысая девчонка по имени Эльза. Хочется провалиться сквозь землю, не ощущать на себе гневно-насмешливые взгляды окружающих.
Я поднимаюсь вслед за Даном, лепечу что-то о том, что нужно привести себя в порядок, и убегаю в ближайшую ванную на первом этаже. Захлопываю дверь и пытаюсь отдышаться, прогоняя подальше стыд и страх, но…
— Что ты здесь делаешь?
Хуже этого дня быть не может. Передо мной стоит Дан. Без футболки. С голым торсом. Глядит на меня вопросительно, сжимая футболку в руках, ждет от меня ответа, а я не могу ничего сказать. Мой взгляд прикован к идеальному атлетическому телу. К крепкой груди, на которой, кажется, прорисована каждая мышца.
Мамочки…
— Прости, — тут же отворачиваюсь от него лицом к двери. Мне надо уйти. Исчезнуть.
— Ты как? В порядке?
Нет, Дан, со мной все плохо. Ты игнорировал меня столько месяцев, отдалился от меня, а затем родители сказали о ваших отношениях, о детях. Ты ни разу не взглянул на меня, пока я не стала остро реагировать на слова мамы. А мне больно. Я не знаю, что со мной происходит, но мне больно смотреть, как ты строишь жизнь и не находишь в ней места для меня.