Ребенок от убийцы брата
Шрифт:
Накапав в рюмку валокордин, я быстро запила его водой, вернув пустой стакан на стол рядом с кредиткой, которую швырнул Валеев.
Возможно, я была неправа, когда наехала на него из-за подарков: в конце концов, он впервые провёл время с собственным сыном, от такого у кого хочешь крышу снесёт. Ну и … если у человека есть возможность, то почему бы и не побаловать ребенка? Опять же, кольцо, которое меня раздражало — он ведь купил его заранее…
Глупо получилось.
Но разве можно оправдать этим его грубость? Мы даже ещё не поженились, а он уже так резко ставит меня на место. Что же будет дальше? Хотелось снова заплакать, а ещё лучше — забиться куда-нибудь в темный угол и не выходить оттуда до тех пор, пока Валеев не уберется из моей жизни.
Наверное, всё дело в том, что я вымоталась: и физически, и морально.
А ещё это хищно блестящая кредитка на столе.
Нет, здорово конечно, что мне спонсировали профессиональный уход… Только когда мне в этот салон красоты идти — ночью? Он же сам сказал, что заедет за нами утром… Когда мне прихорашиваться?
И вообще, такие вещи надо обговаривать заранее, а не огорошивать на ночь глядя.
В общем, хорошо, что дома валокордин нашёлся. Я обычно его не употребляла — боялась побочек, а сейчас прям только это и помогло.
Затем я приняла теплый душ, вымыла волосы (чтобы не возиться с ними утром) и, нанеся в кои-то веки крем на лицо, отправилась спать, про себя решив, что извиняться перед Валеевым я не стану. Да, наверное, я переборщила; да, возможно, я повела себя неправильно — но и он ответил более чем резко. Да ещё в губы мне впился.
С этой мыслью я и заснула, радуясь, что утро наступит ещё очень нескоро.
А оно всё же наступило — и когда прозвонил будильник, мне пришлось выползти из под теплого одеяла в жестокую холодную реальность.
Сегодня привычное будничное утро снова оказалось нарушено, даже несмотря на то, что Ромка должен был пойти в школу.
Ромка — в школу, а я в — ЗАГС. Интересно, кому из нас меньше хочется выходить из уютной теплой квартиры?
Но я заставила себя приготовить платье (не из новокупленных вещей, а собственное, но, тем не менее, вполне приличное даже для ЗАГСа), тщательно уложить волосы и накраситься.
А вот пальто, перчатки и сапоги пришлось приготовить новые — потому что мои собственные вещи выглядели, по правде сказать, довольно жалко.
«Всё равно извиняться не стану».
Закончив макияж, я вышла из ванной — и остолбенела, так как на кухне вместе с Ромкой сидел Валеев. В дорогущим черном костюме, классических черных туфлях, безупречно выбритый и причесанный — так, будто только вышел что из салона.
— Обалденная каша, — вместо приветствия, заметил Рафаэль. И на жестовом повторил «очень вкусно».
Ромка закивал — и я с удивлением заметила, что его тарелка почти пустая.
Валеев мне подмигнул, а затем добавил.
— Каша действительно изумительная, Оксан. Там чернослив, да?
Я кивнула. Это что, такой способ извинений с его стороны? Осторожно ответила:
— Приходиться выдумать: Ромка не любит овсянку.
«Твоя мама заботится, чтобы ты вырос большим и сильным», — сообщил тем временем Ромке Валеев.
«Я вчера прочитал, что зефир делают из яблок, а яблоки — это тоже полезно», — важно заявил мой ребенок.
Не знаю, смог ли Валеев дословно перевести Ромкину фразу, но смысл от него все равно ускользнул. Его ребенок зефиром ещё не терроризировал.
«Папа?» — невинно стрельнул умными карими глазками Ромка.
И я не выдержала — засмеялась. Нет, даже не просто засмеялась — истерично захихикала, привалившись боком к косяку двери.
Понимая, как это выглядит со стороны, я, пытаясь удержать слезы, простонала Валееву о Ромкиной большой любви к зефиру.
Рафаэль перевёл взгляд на сына.
«Но это же полезно», — важно заявил сын. — «Почти как каша».
«Знаешь, я не уверен…» — ответил Валеев Ромке, покосившись на меня. — «Оксана, но может быть сегодня в честь исключения?»
Значит, моим мнением все-таки интересуются.
Да и вообще, всё это здорово походило на оливковую ветвь примирения.
«Хорошо», — вздохнула я. — «Но только одну штуку».
«Спасибо мамочка. Спасибо папа».
Обняв нас по очереди, ребенок самостоятельно долез до полки, где хранился вожделенный зефир.
«Мамочка ты сегодня такая красивая».
«Это правда», — кивнул Валеев, вслух добавив. — Тебе очень идут распущенные волосы.
— К сожалению, в салон красоты попасть мне не удалось, — вскинув голову, я посмотрела прямо на Валеева. — Все салоны в округе ночью закрыты.
Я кивнула на карточку, которая так и осталась лежать на столе.
— Так что забери, пожалуйста.
— Нет. Тебе это пригодится для ведения хозяйства.
— Мне не нужны твои деньги. Я работаю и могу сама себя прокормить.
— Ты сегодня увольняешься с работы. Забыла? — нахмурился Валеев.
— Даже если я подам заявление, мне надо будет отработать две недели, — я, конечно, цеплялась за соломинку… Но кто бы в моей ситуации не цеплялся.
Валеев многозначительно улыбнулся.
— Никаких двух недель, Ксан.
Он покосился на Ромку, облизывающего пальцы после зефира и на жестовом попросил его идти одеваться.
«А то в школу опоздаем».
И лишь когда Ромка покинул кухню, Валеев, улыбнувшись, спокойным тоном заявил мне, что я уволена ещё вчера.
— Я же сказал тебе вчера, что ты можешь попрощаться с коллегами и забрать свои вещи — если у тебя на работе хранится что-то важное.
Он встал из-за стола и навис надо мной, подавляя своим ростом, своей мощью… и жестким, почти нечеловеческим выражением на его лице.