Ребята и зверята (илл.)
Шрифт:
— Бегите скорей! Беда! Вашего Мишку убили! — закричал он, влетая во двор.
Отец оторвал повод привязанного к столбу Гнедка, схватил ружьё и, не помня себя от возмущения, бросился к месту происшествия.
Мама испугалась, что он в сердцах наделает беды, и побежала вслед за ним.
Она подоспела как раз к тому времени, когда натуралист уже выслушал от отца самое откровенное мнение о своих умственных способностях и, весь красный от стыда, лепетал какие-то извинения.
— И где только у этих горожан мозги помещаются! Да разве дикий олень когда-нибудь сунет голову прямо в палатку? Эх вы, «натуралисты»!..
По счастью, натуралист был таким замечательным стрелком, что, даже стреляя в упор, не попал Мишке в лоб, а прострелил насквозь рог и отбил отросток, который висел теперь на кусочке кожи.
Отец высоко засучил рукава и принялся за операцию.
Натуралист принёс свою походную аптечку, сам сбегал за водой для Мишки и вообще всячески старался загладить свой поступок.
Мишке отпилили часть рога. Он страшно кричал. Кровь била такой сильной струёй, что забрызгала дерево, растущее в четырёх шагах.
Наконец всё было сделано. Рану залили лекарством. Мишка в полном изнеможении опустил голову и, казалось, потерял сознание. Всю ночь он пролеясал на том же месте под навесом из парусины и жалобно стонал.
На другой день он смог уже встать и с помощью отца добрался до дому.
Рога в том году были у него неровные: один — как следует, а другой — коротенький и простреленный насквозь. Мы думали, что у него так и будут всегда неодинаковые рога, но ошиблись.
Следующей весной Мишка сбросил изуродованные рога, и у него к июлю выросли новые, прекрасные, тяжёлые и ветвистые.
Мишке шёл уже пятый год.
Этим летом Мишка особенно отличился. Как только в садах, окружавших дачи, созрели фрукты, он по целым неделям стал там пропадать.
Он спускался далеко по дороге к городу и, облюбовав местечко, перепрыгивал через забор, захватывал губами ветку, тряс её. Яблоки градом сыпались на землю.
А Мишка, подобрав всего две-три штуки, принимался за новое дерево. Он не столько съедал, сколько портил.
Увидев поутру массу ещё недозрелых фруктов, которые валялись под деревьями и были совершенно побиты и испорчены, садовники приходили в бешенство. Они узнали, что марал принадлежит нам, и стали являться к нам с жалобами.
— Что же я могу с ним поделать? — беспомощно говорил отец.— Гоните вы его от себя сами!
Он пробовал запирать Мишку за загородку и строго наказывал его, но Мишка был свободолюбивым животным, и неволя его только озлобляла.
Мы каждую минуту ждали новых известий с «театра военных действий», как в шутку называл сады отец.
И действительно, известия о Мишкиных подвигах не замедляли получаться: вчера он отколотил ребят каких-то новосёлов, сегодня утащил и пожевал чьё-то платье, третьего дня, танцуя где-то на земляной крыше погреба, провалил её и, обрушившись в погреб, перебил все кринки с молоком.
— Ну и фрукт! Ведь это же форменный разбойник! — сокрушались отец и мама.
Наконец, жестоко выдранный кем-то, Мишка присмирел и стал держаться ближе к дому.
Мы вздохнули свободнее, но ненадолго.
Однажды Мишка заявился домой и принёс на рогах огромный хомут со шлеёй. Он, наверно, увидел его у распряжённого воза и принялся бодать. Просунул рога, а вытащить обратно не смог и, испугавшись, примчался вместе с ним.
Когда он влетел домой с таким украшением на голове, поднялся дружный хохот. Хомут сняли. Сделали о нём объявление, но хозяин почему-то не являлся за ним. Так этот хомут и остался у нас и впоследствии пригодился в хозяйстве. Называли его дома «Мишкин хомут». Такое же происшествие случилось несколько недель спустя. На этот раз Мишка вновь посетил старика пасечника и унёс на рогах его шубу.
Мы работали около дома и вдруг увидели такую картину: по дороге к кордону важно выступает Мишка, неся на высокой поднятой голове тяжёлый меховой тулуп, а сбоку рысью бежит дед и громко изрыгает проклятья по Мишкиному адресу.
Мишку загнали во двор, отобрали у него шубу и отдали её хозяину. Он с ненавистью посмотрел на Мишку и ушёл, выразив ему горячее пожелание поскорее сдохнуть. Но Мишка и не подумал сдыхать.
Мы росли бок о бок с Мишкой и постепенно перестали его бояться. Когда он терял рога и становился беспомощным, мы жалели его, баловали и незаметно привыкали чувствовать себя его покровителями. Поэтому, когда рога появлялись снова и Мишка пробовал показать нам свою силу, мы, вместо того чтобы удирать, хлопали его по гладкому крупу и прикрикивали:
— Но, н-но, дурень! Не зазнавайся!
Зато чужие боялись его и моментально обращались в бегство. Их Мишка всегда догонял и лупил в полное своё удовольствие.
Однажды в горы приехала гулять большая компания городских нарядных барышень и кавалеров. Они разбрелись по лесу.
Одна парочка уселась, весело болтая, под елью. Вдруг барышня оглянулась и увидела идущего на них Мишку:
— Ай, ай, убьёт! Ой, подходит уже! Ой, что делать?
С отчаянным визгом барышня подбежала к развесистому дереву, ухватилась за нижнюю ветку и повисла на ней, как большая груша.
Кавалер решил защищать себя и свою барышню. Он махнул фуражкой, думая, что тот испугается и уйдёт.
Мишка поднял голову, высунул язык и зашипел.
Храбрый молодой человек швырнул в него еловой шишкой. Но, когда олень шагнул вперёд, он вдруг повернулся и во весь опор помчался вниз с горы.
Тогда Мишка обратил внимание на девушку.
Несчастная, видя, как резво умчался её защитник, со страху выпустила из рук ветку и свалилась прямо к Мишкиным ногам.
Он исполнил вокруг неё один из самых замысловатых своих танцев и собирался в заключение её поколотить, когда на помощь подоспела Соня и прогнала его.
Такие приключения часто случались с Мишкой в течение лета. В промежутки между ними Мишка забавлялся тем, что дрался с собаками, носился по горам или купался в реке. Купался он так: станет посередине реки и начинает разгребать передними ногами воду, поднимая фонтаны брызг.
Мы, играя, любили прятаться с ведёрком на крыльце и, когда Мишка проходил мимо, внезапно окатывали его водой.
Эх, и отплясывал же тогда Мишка!
Ему было уже шесть лет, когда он вдруг ушёл из дому и пропадал целых два месяца. Мама очень горевала. Она решила, что кто-нибудь застрелил Мишку.