Ребята и зверята (илл.)
Шрифт:
К осени Тюря стал совсем взрослым. В совхозном посёлке все его знали. Но он знал и любил только своих маленьких воспитателей.
Вот обычная картинка тех дней: несётся над выгоревшей степью знойный суховей, гонит по улице из степи шары перекати-поля, колючки, сухие гребни кукурузы, пустые, сухие шляпы подсолнечника.
При таком ветре принести из колодца воды — трудная задача.
Андрюша с полным ведром пробивается сквозь сильный ветер. Он идёт боком, защищая локтем глаза от песка. Иногда, чтобы перевести дух, подставляет под ветер спину.
Но глаза сверкают и улыбаются: рядом с мальчиком стойко воюет с порывами ветра дрофич.
Ветер парусом надувает его крылья, то вздымает его на воздушной волне чуть не вровень с крышами хаток, то швыряет на землю далеко от Андрюши. Тюря то снуёт понизу, припадая к земле, то летит, распушившись, вперёд. Но и помысла нет у него, чтобы вернуться домой, переждать в затишке, расстаться хоть на мгновение с Андрюшей.
Ведро вырвано! С грохотом катится оно по земле. Опять предстоит пробиваться к колодцу! Но не это тревожит Андрюшу. Его беспокоит дрофич: с целым облаком мусора подхватил и унёс его ветер.
Не закинуло бы его на крышу! Не запутало бы в проводах! Не швырнуло бы в трубу! Не ударило бы о столб!..
Зной и пыльные вихри сменились дождями. Освежилась осенняя степь, зацвела. Наступили хорошие, ясные, тихие дни.
Старое здание школы заняли под курсы для бригадиров, а в новой, построенной только что, заканчивали отделку и уборку.
И ребята прощались, прощались и всё не могли распрощаться с бахчами и огородами.
Каждое утро от дома специалистов быстро катилась по улице низкая детская коляска. Везли её Галя с Андрюшей.
В коляске восседала Катря, а рядом с нею так же чинно и важно красовалась усатая Тюрина голова.
Тюря был теперь с крупного индюка и такой же обидчивый, недотрога.
Он закрывал глаза и приговаривал: «Тю-рю! Тю-рю».
А когда тележку встряхивало на ухабах, Тюря и Катря забавно кивали прохожим.
Приехав, дрофич не выскакивал. Он солидно оглядывал грядки и ждал, чтобы Галя его высадила.
Ребята принимались ломать кукурузу, копали бурак 26 и картошку, скатывали в кучи арбузы и тыквы, рвали снова отросшую после дождей свежую траву для телёнка.
Тюря, будто танцуя, вприпрыжку бегал по грядкам. Он вдруг припадал к земле, прижимался к ней грудью, вертел лихо усами, нервно щипал и ел траву по сторонам. Это так он шутил, забавлялся.
В шалаше у сторожа вместе с дедом проживал развесёлый пёсик Матрос. Он любил порезвиться: гонялся за Тюрей по грядкам и лаял. Но Тюря и с Матроской держался геройски.
Набегавшись, он вдруг взлетал к нему на спину, стукал клювом Матроску по лбу и гарцевал на нём в полное удовольствие.
Он чувствовал силу и никого теперь не боялся.
После полудня та же тележка, но только тяжело нагруженная, медленно двигалась к дому. Одна «лошадь» тащила тележку, а другая сгибалась под туго набитым мешком.
В
Коляска, скрипя, подъезжала к крыльцу. Галя высаживала Тюрю.
Дрофич отряхивал перья, бормотал и с достоинством делал «пых».
А Катря смеялась, как будто её щекотали:
— Ой, плюнул! Заместо спасибо, вдруг пых на... неё...
В новой школе мыли полы и окна. Ребята любовались новыми классами, списывали расписания, узнавали, какие получены учебники. Все гордились введением форменной одежды: серое в клеточку платье и белые передники девочкам и серые костюмчики для мальчиков.
Мать Гали купила ей в кооперативном магазине и платье, и фартук, и красного атласу на галстук.
И к вечеру Галя явилась на террасу в полном параде.
Все родные — Галины и Андрюшины — рассматривали каждую мелочь, хвалили и восхищались.
Вдруг послышалось чьё-то дыхание. Весь натянутый, насторожённый, глядя куда-то вбок, к девочке странно, на цыпочках, подходил... Тюря.
Белая жилетка у него на груди высоко поднималась, он вытягивал шею, что-то в волнении проглатывал и косился с опаской на новое серое Галино платье.
Так, припрыгивая, он обошёл вокруг девочки и вдруг кинулся на неё... Он цеплялся когтями, бил злобно крыльями, клювом...
Бросились его унимать. Он отбивался ото всех, проклюнул несколько рук и всё порывался допрыгнуть до Галиных глаз.
Весь парад был испорчен. С обидой и вся в слезах Галя скрылась в своей комнате.
— А что, если Тюря взбесился и его нужно будет теперь пристрелить? Вот несчастный!..
Но как только девочка вышла опять в своём старом
| |
| Тюря и с Матроской держался геройски. |
розовом платье, Тюря, радостно тюкая, подбежал к ней, будто бы никогда и не думал с ней драться.
Он, видимо, не узнал её в форме. А может быть, серая клетка связывалась в его представлении с расцветкой змеи. За эту Галину догадку все ухватились и, так как у Гали язычок от природы был острый, как жало, девочку стали поддразнивать— «Галя-змеюка».
Но огорчения дрофёнка не кончались битвой с незваной «змеюкой». Для него огорчения только ещё начинались.
С этого дня ребята с утра стали куда-то убегать. И часто оставляли Тюрю одного до обеда. Разлюбили они его, что ли?
Дрофёнок искал Галю с Андрюшей повсюду. Он был очень встревожен и раздражён; обижал Катрю, долбил в голову курицу (бывшую мать), гонялся за петухом, дрался с собакой. Раз двадцать он сбегал уже на колодец, запрыгивал к соседям во все окошки и, стоя на подоконниках, стонал и жаловался: «Тю-рю! Тю-рю!»