Ребята с Голубиной пади
Шрифт:
— Это подходяще! — с удовлетворением проговорил Кеша и так посмотрел на Левку, словно видел его впервые.
Левка тоже с удивлением рассматривал сияющее счастьем лицо Кеши.
— Ну, здравствуй! — сказал Кеша, протягивая Левке руку.
Левка крепко пожал обеими руками черную от сажи ладонь товарища.
— Вот спасибо, что вовремя привел своих. А я уж думал, одним придется биться.
— Как же одним? Ведь я сказал, что приду! Правда, немножко подзадержался. Ну, сам знаешь, почти все ребята на работе были. Я так даже раньше время
— На трубе? На какой трубе? — не понял Левка.
— На медной, ну на которой музыканты играют. Я ее у одного скаута отнял. Сейчас покажу. Эй, Спирька Блохин! Давай сюда музыку!
К Кеше подошел мальчик в широченных штанах, сшитых из куля. На штанах стояли круглые розовые печати: «Торговый дом Чурин и Кь». Из-за пояса штанов выглядывал раструб медного горна.
— Спирька, давай трубу! — повторил Кеша.
Спирька с трудом вытащил горн и протянул Кеше. Кеша передал горн Левке.
— Нет, у нас никто не умеет играть, — сказал Левка.
— Жалко, а я-то думал, — Кеша вздохнул, — вот заиграем мы на этой трубе свою песню! Слушайте, скауты, как ваша труба играет по-нашему. Эх!..
Вдруг размышления Кеши прервал мальчик в солдатской форме.
— Дай-ка мне, — сказал он.
— Ты что, умеешь?
— Еще бы… второй год учусь в музыкантской команде. На кларнете играю и на горне тоже. Что вам сыграть-то? Сбор, или тревогу, или какой вальс, или марш? Могу «Гибель „Титаника“ сыграть. А не хотите буржуйские песни слушать — „Интернационал“ исполню.
Левка с Кешей встретились взглядом, и оба разом сказали:
— Давай «Интернационал»!
Мальчик ловко вскинул руку с горном и прижал к мундштуку губы. Он играл очень хорошо. Все ребята затихли, слушая, как горн торжественно и гордо пел гимн коммунистов.
Но вот музыкант опустил трубу, и ребята снова зашумели, делясь друг с другом впечатлениями о прошедшем бое.
К Левке подошла Наташа с пузырьком в руках. Глаза девочки сверкали гневом.
— Ты что? — спросил Левка.
— Да как что? Ты знаешь, что одному из наших скауты голову камнем проломили? Мы его в аптеку водили. Крови сколько было! Постой, да и у тебя тоже кровь на щеке. Дай-ка помажу. И ты тоже не уходи, — сказала «сестра милосердия» Кеше. — У тебя может быть заражение крови.
— У меня? — удивился Кеша.
— Ну, конечно! Весь черный от грязи и весь в синяках и ранах.
Где-то позади раздались голоса:
— Артиллерию везут!
— Колькина пушка едет!
Коля и Сун везли за оглоблю свою пушку. Из дула пушки торчало захваченное Колей скаутское знамя. Еще издали Коля закричал:
— Жалко, пороху не было для второго залпа, а то бы мы им еще не так дали! Видели, как я по ним тарарахнул? Будут помнить Кольку Воробьева!
Наташа, заметив,
— Пустяк, заживет, — сказал Коля, однако с удовольствием подставил Наташе лоб.
Наташа, смазывая ему пораненные места, вполголоса выговаривала:
— Чего ты хвастался? Ведь не ты стрелял, а Сун!
— Ну да, Сун! — Коля снисходительно засмеялся. — Ничего-то ты не понимаешь в военном деле. Кто, по-твоему, командир батареи?
— Ну, ты!
— Красноармейцы кому подчиняются? Мне или еще кому?
— Тебе…
— Вот то-то и оно, что мне! А раз мне, то выходит, я стрелял. Так даже и в газетах пишут: бронепоезд командира Иванова взял станцию Шмаковку. Или: батарея командира Сидорова обратила в бегство казаков. Ой, не жги так!..
Сун с улыбкой слушал этот разговор. Мимо быстро прошли Левка и Кеша, тоже с желтыми мазками йода на лицах и руках.
Сун стал рассматривать свои руки, ища хоть маленькую царапину. Ему так хотелось, чтобы Наташа и его полечила. Но, к великому огорчению Суна, у него не было ни одной царапины, ни одного синяка.
— Стой, командир! — прикрикнула Наташа, припекая йодом руку брата. Затем она повернулась к Суну: — Теперь тебя буду лечить.
Сун покраснел и ответил с сожалением:
— У меня нечего лечить. У меня все цело.
— Цело? Ну это я еще посмотрю. У вас у всех ничего нет. Постой, постой, а на шее что? Прыщик? Давай прыщик смажем. Вон и на лбу какая-то царапина! Так, не крутись! Теперь руки давай!
Наташино лекарство щипало и в то же время приятно холодило кожу. Сун, смеясь, покорно подставлял то лицо, то руки.
Наташа, наконец, оттолкнула Суна:
— Ну хватит, а то на тебя весь йод измажу, другим не останется.
— Я видел, как ты воевала.
— Ну, какая это война! Сегодня мы с ними быстро разделались, а вот раз целый день бились. Их туча-тучей, а нас совсем немножко. Так вот в ту войну меня скауты даже хотели в плен взять. Уже за руки схватили, а я как вырвусь, как закричу вот так. — И Наташа так пронзительно завизжала, что все, кто был на поле, посмотрели в ее сторону. — Ну, а потом я как вцепилась одному в волосы! Так они живо отпустили меня. А тут и наши подоспели и всех скаутов в плен забрали. Ну ладно, пошли! Сейчас Левка командовать начнет.
Действительно, в отдалении послышался Левкин голос:
— В ряды стройся, ребята!
«Войско» заволновалось, зашумело. Кто-то закричал:
— Музыка, вперед выходи!
— Знамя давай сюда!
— Эй, Сун, берись за дышло! — скомандовал Коля и проворчал: — И кто это придумал, чтобы артиллерия напоследок шла?
БРЫНЗА
В воскресенье выдался удивительно жаркий день. Брусчатая мостовая на Светланской улице нагрелась до того, что на ней невозможно было стоять босыми ногами. Ребята, у которых не было обуви, быстро перебегали залитую солнцем улицу, спеша укрыться в тени.