Ребята с Голубиной пади
Шрифт:
— Нет, с тобой я сейчас не буду драться.
— Слабо! Попов, не записывай: парень празднует труса!
— С тобой я буду драться после.
— Когда же?
— Когда насую лопоухому!
— Кому? Это ты имеешь в виду Миху Гольденштедта?
— Ну да, вон того, что с американцем стоит. — Коля показал на высокого американского офицера, который стоял возле Гольденштедта и что-то ему говорил, поблескивая золотыми зубами.
— Ну, брат, — Корецкий сокрушенно вздохнул, — тогда нам с тобой не придется, видно, никогда встретиться на ринге.
Вокруг
— Ведь тогда он пожалел тебя, ну, а теперь вряд ли пожалеет! — продолжал насмехаться Корецкий.
Весть о том, что парень с Голубиной пади вызывает на поединок «первую перчатку» клуба скаутов, мигом облетела огромное помещение. От Коли не отходили. К нему подошел даже высокий американец. Похлопав Колю по плечу, он произнес:
— О, какой молодчик! Знаешь бокс?
— Знаю немного, — скромно ответил Коля.
Американец взял Колю за руку, вытянул ее. Смерил взглядом длину, ощупал и одобрительно произнес:
— О, карош!
Затем ощупал плечи, спину и снова сказал:
— Карош, карош вюнош! — И вдруг быстро наклонился и ударил ребром ладони под Колиной коленкой.
Нога у Коли подогнулась, но он, видимо против ожидания американца, устоял на ногах.
— Вы не очень-то! — буркнул Коля.
Американец, сделав вид, что не замечает недовольства Коли, похлопал его по животу:
— Карош пресс, карош! Хочешь быть чемпионом?
Взрыв смеха скаутов встретил эти слова.
Начались соревнования. Колю оставили в покое. Он пробрался к фанерной загородке. Скауты-боксеры, лежа на лавках, ожидали вызова на ринг. Насмешки вначале очень больно задели Колю, ему даже стало казаться, что и на самом деле ему не справиться с Гольденштедтом. Сомнения сменялись упрямым стремлением показать этим «чистюлям», что не так-то легко разделаться с ним, парнем с Голубиной пади.
На ринге звенел гонг, ревели зрители, раздавались шлепки перчаток, хлюпали чьи-то разбитые носы. Мимо за перегородку провели под руки того самого долговязого скаута, с которым Коля впервые дрался на ринге.
Коля не смотрел на ринг. Он заглядывал в щель между фанерными щитами и следил за лопоухим. Противник лежал на скамейке, а Корецкий массировал ему ноги. Гольденштедт громко сказал:
— Боюсь, что мой противник удрал!
— Сам не удери, — ответил Коля и обернулся, услыхав чьи-то шаги.
К Коле подошел веснушчатый скаут с записной книжкой в руке:
— Ага, ты здесь!
Коля стал раздеваться и пробурчал:
— Неси перчатки!
— Вот и прекрасно. Значит, будет спектакль! — Скаут заглянул за перегородку и крикнул: — Миха, готовься! Парень еще здесь!
Скаут сбегал за перчатками. Надевая их Коле на руки, он тараторил без умолку, перечисляя бесчисленные победы Гольденштедта.
— Ну, ни пуха ни пера! — сказал он наконец. — Я буду твоим секундантом. Хочешь?
— Мне все равно…
— Да ты, я вижу… Ого-го-го! — скаут оглянулся вокруг и зашептал: — Вот что я тебе скажу. Бойся правой лопоухого. У него страшный оперкот.
— Это что еще за оперкот?
— Что, не знаешь, что такое оперкот? Эх, ты! Это
— Ну, этот-то удар я знаю. И защиту от него тоже знаю. Надо закрыться вот так, и все, — показал Коля.
— Правильно! Ух, и здорово было бы, если бы ты ему дал как следует! А то он совсем зазнался. Сегодня даже не поздоровался со мной.
— Затем и пришел в ваш «сарай», чтобы разукрасить его, как господь бог черепаху разукрасил. Погоди, не затягивай так туго. Ну вот, теперь можно играть в ладушки, — Коля улыбнулся и зашлепал одной перчаткой о другую.
Удар гонга оповестил окончание боя.
На ринг прошел Гольденштедт в тяжелом халате, сопровождаемый Корецким. Коля направился следом. За ним семенил его секундант, шепча последние наставления.
На ринге, стоя в углу, Коля посмотрел в зал. Среди чужих, враждебных лиц он увидел несколько участливых улыбок. Коля не заметил, были это свои ребята или скауты. На скамейке в первом ряду скалил зубы американец. Он одобрительно кивнул Коле.
Коля почувствовал, как по его спине побежали мурашки, будто он стоял на вышке в купальне Махнацкого, на самой верхней площадке.
Секундант вытолкнул Колю на середину ринга, где возле судьи в белом костюме уже стоял Гольденштедт. Едва коснувшись Колиной перчатки, Гольденштедт бросился в атаку. Коля с трудом парировал град ударов.
— Как грушу обрабатывает!
— Дай ему, Миха!
— Покажи свой оперкот!
Гольденштедт, подбадриваемый криками, и сам не раз уже хотел разом покончить с противником, нанеся свой знаменитый оперкот, но каждый раз с удивлением наталкивался на хорошую защиту.
— Трусит Голубинка!
— Ага, это вам не голыми кулаками драться!
— Дай ему с левой! — кричали скауты.
Но Коля не трусил. Та боязнь, что он испытывал перед выходом на ринг, сразу прошла, как только он увидел перед собой узкий лоб и злые глаза противника. Просто у Коли сказывался недостаток тренировки. Хотя он и находил себе партнеров для драки, но это были очень неопытные бойцы, почти не знающие английского бокса. Коля легко с ними расправлялся, применяя нехитрые приемы. Сейчас же перед ним был очень опытный противник. Он непостижимым для Коли образом разгадывал все его хитрые замыслы. И Коля переменил тактику: он перестал нападать, а только защищался, стараясь улучить минутку и дать скауту по-настоящему.
И опять Гольденштедт разгадал его замысел; стал осторожней, и только в конце раунда Коле удалось сильно ударить его по носу.
Секундант обмахивал Колю фанерным листом и недовольно шептал ему на ухо:
— Ты чего это за тактику избрал? Почему подпускаешь его на короткую дистанцию? Ведь у тебя руки длинней! Ну и бей его на длинной, не давай подходить. И наступай смелей! Вот увидишь, ты ему накостыляешь.
Во втором раунде, как только прозвенел гонг, Коля сам бросился на противника и, не давая ему опомниться, нанес такой удар в голову, что тот полетел на веревки ринга.