Ребята Скобского дворца (Военная проза)

Смирнов Василий Александрович

— Пускай идет, истомился парень... — пожалел Ванюшку дед, видя, как тот безмолвно молит его глазами.

Смилостивившись, мать наконец отпустила Ванюшку на улицу.

— Смотри снова не набедокурь! — предупредила она.

Ванюшка стремглав выскочил из кухни.

ВЕСТЬ О ПОБЕГЕ ЦАРЯ

Когда Ванюшка появился на дворе, ребят будоражила новая весть, будто Царь убежал из полиции. Кто пустил этот слух — неизвестно. Левка подтвердил, что Царь гуляет на свободе.

— Теперь он в бегах... На каторгу хотели его сослать, —

авторитетно разъяснил Левка.

По словам всезнающего Купчика, утром городовые заходили на двор не просто так, по пути. Искали они Царя. Облазили все закоулки, но не нашли.

То же самое сообщил Ванюшке и Копейка.

— Принес? — осведомился он, но, увидав постное лицо Ванюшки и вспомнив, какой опасности накануне подвергались они, не стал угрожать и сразу же заговорил про Типку: — Слышал, хмырь? Убежал!

Когда и как Царь убежал, передавали по-разному.

Ванюшка всех слушал с огромным вниманием и чувствовал себя снова ожившим. Убежав, Царь уже не выдаст его. Можно не бояться городовых.

Очень странно проявила себя Фроська, когда ребята сообщили радостную весть. Она не удивилась и не обрадовалась.

— Ой, лишеньки, и наговорили же вы! — насмешливо покачала она черноволосой головой. — Да я и без вас давнешенько все знаю.

Разговаривать о Типке она больше не стала и удалилась, ничего не объяснив и ничего не спросив. Очевидно, судьба Царя ее совершенно не интересовала.

Копейка недовольно покосился на Фроську, а Ванюшка покачал головой, удивляясь такому черствому отношению к судьбе Царя.

— М-да! — разочарованно произнес Копейка, застегивая на все пуговицы жилетку и провожая Фроську недобрым взглядом. — Фигура!

Ванюшка полностью согласился с ним, тоже сомневаясь, сохранилось ли сердце у Фроськи или на месте сердца находился тот самый камень, который она положила на лавку, когда сидела с Царем.

— Девчонка!.. — е пренебрежением отозвался Ванюшка и искренне пожалел Царя, что тот имел такого ненадежного друга.

— Пошли, что ли, Хмырь, в крепость, — уныло предложил Копейка, больше всех тосковавший по Типке.

Теперь, когда на дворе не стало Царя, «Петропавловская крепость» осталась безнадзорной. Никакого распоряжения Царь, уходя в тюрьму, не оставил. Комендантом крепости мог свободно объявить себя любой скобарь. Чувствовал Серега Копейка большую ответственность перед своим другом Царем за все последствия, которые незамедлительно могли произойти, если вовремя не принять надлежащих мер. То же самое думал и Ванюшка, считая себя в большом долгу перед Царем.

Осторожно пробравшись в крепость, ребята тяжело вздохнули. Все напоминало о Царе. На прежнем месте висели самострелы из бочарных обручей и колчаны со стрелами. У забора, заботливо прикрытый от дождя фанерой, лежал богатырский меч-кладенец. На водопроводной трубе, воткнутой в землю, трепыхал на ветру государственный флаг скобарей — черная тряпка с красной каемкой.

— Как думаешь, будут ловить Типку или нет? — спросил Копейка, влезая в пустую бочку и растягиваясь там.

— Будут, — ответил

Ванюшка, располагаясь в соседней бочке.

Наружу выглядывали только их головы. Оба толковали, что делать с крепостью, пока Царь не вернется.

— Сохранить все в целости, — предлагал Копейка. — А ты как думаешь?

— Зарыть подкоп, — советовал Ванюшка, которому льстило, что Копейка считает его главным скобарем на дворе, доверяя крепостное хозяйство, единоличным хозяином которого был все время только Царь.

Так они и порешили, сговорившись сообщить об этом Цветку, Фроське и еще кое-кому из скобарей.

Вставать не хотелось. Оба лежали и от нечего делать любовались, как по бледно-голубоватому небу плыли белоснежные облака. Густой и черный, как деготь, дым из заводских труб застилал их, но они, словно вырвавшись из плена и ничуть не перепачкавшись, продолжали свой путь по небу. Рядом с ребятами на телеграфных столбах тревожно и звонко гудели провода. Может быть, они передавали в другие места весть о побеге из полиции Типки Царя?

— Чайник! — вдруг обратился к Ванюшке Копейка, выковыривая из земли ржавым гвоздем какой-то камушек. — За что же Царя преследуют? Что он плохого сделал? Ну, листки мы разбросали, двор замусорили... Типку дворники ругали... А городовым чего надо?

Пока Ванюшка размышлял, Серега снова заговорил:

— Думаю я так. — Копейка вылез из бочки и сел на ящик. — Листки-то умные были. Против правительства. К забастовке призывали. Мне отец растолковывал. Одна листовка ему в руки влетела, когда шел обедать. Все ее читали, а потом городовой ее отобрал.

Ванюшка напряженно вслушивался в слова Сереги Копейки. Он тоже уже многое понимал. Заключалась, очевидно, в тонких, из папиросной бумаги, «умных» листках какая-то сила, поднявшая разом полицию на ноги.

Сидели они рядом на ящике. Перед их глазами расстилалась обширная заводская территория. Неумолчный гул несся со стороны огромных закопченных корпусов. На стапелях высились ребристые громады, словно обглоданные рыбины, остовы будущих военных судов, облепленные черными копошащимися фигурками людей. Оттуда тоже доносился сухой треск клепальных инструментов, тяжелый грохот молотов, свист и всхлипывание паровых лебедок.

— Чу! Слышишь? — встрепенулся Серега Копейка, подняв голову.

Ванюшка тоже насторожился. За железнодорожной колеей, где находились многочисленные пакгаузы и склады, явственно доносились разноголосый шум, свистки, крики: «Держи! Держи!»

— Царя ловят! — переглянулись ребята.

Оба мгновенно ожили. Как это им раньше не пришла мысль, что Царь мог скрываться на заводской территории и теперь, очевидно, пробирается к себе в крепость? Но Серега и Ванюшка ошиблись.

Взобравшись выше на бочки, они увидели, как какой-то чужой черноволосый, с обнаженной головой человек мчался по заводской территории, большими прыжками перемахивая через канавы, железный лом и трубы. За ним, не переставая свистеть, бежали двое городовых и позади несколько стражников из заводской охраны.