Ребята Скобского дворца (Военная проза)
Шрифт:
Скромно притулившись в углу за этажеркой, Царь с удивлением слушал. Временное правительство ругали в семье Кохманского, это понятно. Они старорежимники. Но Временное правительство ругал и Володя Коршунов.
— Это буржуйское правительство, — горячо доказывал он.
— Министры — все капиталисты. Вот Совет — это наше, рабочее правительство.
— А Керенский? — возражали ему. — Он социалист.
— Керенский, что Керенский? — громко волновался Володя. — Власть-то у капиталистов.
Царь тоже стоял за Временное правительство и считал себя сторонником Керенского. Нужно было разобраться. Володе он верил. Но Керенскому тоже верил.
На другой день утром, когда Максимов и Володя собирались на работу, Типка слышал, как Максимов предупредил:
— Сегодня Ленин приезжает. Встречать пойдем.
Царь сразу навострил уши. От Максимова Царь уже слышал о Ленине, что тот стремится объединить всех рабочих и землю отдать крестьянам. О Ленине и хорошее и плохое он слышал — и когда ехал в поезде в Царское Село, и когда возвращался обратно.
Днем Володя пришел с работы раньше обычного. Залпом выпил стакан холодной воды, он предложил Типке:
— Айда с нами Ленина встречать!
Типка сразу же согласился.
Из Скобского дворца вместе с Володей и Максимовым пошли встречать Ленина еще несколько рабочих. Царь как равный шел вместе с ними по набережной, вдыхая влажный апрельский воздух, немного горчивший от фабричного дыма. Весна растопляла остатки почерневшего снега на замусоренных улицах Петрограда. По Неве грохотал ледоход.
Быстро доехали они на трамвае до Петроградской стороны. На Каменноостровском пересели на другой трамвай и оказались на Выборгской стороне. На площади Финляндского вокзала собирался народ. Подходили колонны рабочих со знаменами и кумачовыми стягами. На площадь въехал броневик. На нем тоже развевался красный флаг. Типка стоял в толпе рабочих совсем недалеко от броневика.
— Какой же из себя этот Ленин? — спрашивал он у Володи Коршунова.
— Увидишь, — уклончиво отвечал тот, очевидно сам еще не представляя Ленина.
Народ на площади заволновался.
«Наверно, поезд пришел», — подумал Типка, вместе со своими спутниками подаваясь вперед.
Заиграл оркестр военной духовой музыки.
— Приехал! Приехал! — послышались голоса.
В вечерних сумерках уже зажигались уличные фонари, когда Ленин вышел из здания вокзала на площадь, приостановился и взмахнул рукой, приветствуя собравшихся.
Толпа дрогнула. Многотысячное «ура!» пронеслось над площадью. Стоявшие недалеко от Царя рабочие в колонне развернули принесенный плакат, и он заколыхался над головами собравшихся.
«Привет Ленину!» — прочитал Типка.
Все смотрели на броневик, вытянув головы. А Царь ничего не видел. И вдруг заметил, что на броневике появился коренастый человек в темном драповом пальто, в кепке.
— Ленин! Ленин! — послышались рядом голоса.
Два ярких луча прожектора, прорезав вечерние сумерки, скользнули по облачному небу и скрестились на броневике, освещая фигуру Ленина.
Первых слов Ленина Царь не понял. Потом в наступившей тишине он явственно услышал:
— Революция еще не закончена. Пролетарская революция только начинается!
Рядом зашумели, но тут же снова стихли.
— Никакого доверия Временному правительству! Вся власть должна принадлежать пролетариату! Да здравствуют Советы рабочих и солдатских депутатов!
Когда Ленин кончил говорить, мощный гул голосов прокатился по площади:
— Привет Ильичу! Привет вождю рабочего класса!
Снова заиграл оркестр. Митинг кончился. Оживленно разговаривая, люди двинулись провожать Ленина.
Потеряв в толпе своих, Царь один отправился домой. На центральных магистралях Петрограда горели огнями зеркальные витрины магазинов. Играла музыка в ресторанах. Толпы расфранченных людей гуляли по тротуару. Мчались на резиновых надутых шинах лихачи. Звенели трамваи. Шумный, людный город жил своей обычной вечерней жизнью, и никому не было никакого дела до Царя. Чувствовал он себя одиноким в людском приливе, как песчинка в море. Был он голоден к тому же.
«Буржуи, — думал Царь, с неприязнью поглядывая на праздную, сытую публику. — Правильно Ленин зовет бороться с вами — богачами, дармоедами...» Он вспомнил особняк Кохманского. Мягкую мебель, зеркала, картины в комнатах. Было это далекое, как сон.
Наконец кончились ярко освещенные улицы. Типка вышел на рабочую окраину. Тускло горели редкие газовые фонари, тяжело темнели заводские корпуса. Вдали громадой поднимался Скобской дворец.
Остановившись, Царь обернулся и погрозил кулаком в сторону центральных улиц города.
В полутемном подъезде у ворот Скобского дворца толпились скобари. Шел у них о чем-то горячий спор. Притаившись, Царь услышал звонкий голос Цветка.
— Ты со мной не спорь, — кого-то убеждал он, — я в этом деле собаку съел.
— Какую... зарезанную? — послышался удивленный голос Левки Купчика.
Царю было видно лицо Цветка. Тот, помолчав немного, разъяснил:
— Чуть-чуть сдохшую. Хочешь, спроси у Царя, он знает, видел, — и, обернувшись к ребятам, многозначительно постучал себя пальцем по лбу: мол, дурной такой Левка, раз не разумеет таких простых вещей.
Царь беззвучно рассмеялся. Болтливый хвастун Цветок оставался прежним Цветком. Разве можно на него сердиться? А простодушный, без какой-либо хитринки Левка Купчик — прежним Левкой. Не показавшись ребятам, Царь тихо отошел.
В комнате Володи Коршунова горел огонь. На столе стояла неприбранная посуда, замусоренный пол оставался неподметенным.
Царь было взялся за веник, но Володя остановил его.
— Беги за кипятком! — скомандовал он. — Есть у нас колбаса, хлеб и даже селедка! Слышал, что Ленин говорил? Пролетарская революция еще только начинается. Понял? Ужин будем готовить.