Ребята Скобского дворца (Военная проза)
Шрифт:
Его шумно приветствовали. Керенский небрежно помахал рукой и поехал дальше. Мальчишки соскочили с забора и бросились было за лимузином, но их остановила охрана, следившая за порядком. Ванюшка все же, прорвавшись вперед, успел снова восторженно взглянуть на Керенского. Тот, встретившись с ним глазами, улыбнулся.
Ванюшка даже успел рукой дотронуться до машины. На двор он вернулся сияющий.
— Видели, как ловко я? — спрашивал он, гордясь своей удачей.
А Цветок слушал и злился на Ванюшку и на себя. Если бы это он... Рассказывал бы, как Керенский разговаривал с ним и даже
Керенский понравился не только Ванюшке, но и многим ребятам. Как раз и эти дни началось, по газетным сообщениям, наше наступление на фронте. Вначале оно происходило успешно, и весь Петроград был взбудоражен, а имя Керенского у всех было на устах. И Ванюшка еще более загорелся. Он остригся под ежик, как Керенский, и вышел на двор в застегнутой наглухо куртке, засунув правую руку за борт и так же плотно, как Керенский, поджимая тонкие губы.
— Ребята! Керенский! — сразу же подметил Цветок, указывая пальцем на Ванюшку. Он подкатил камень и по своей привычке нахально приказал: — Керенский, становись! Говори речь!
Смеялась Фроська, улыбалась Катюшка. Только верный Купчик глядел на Ванюшку с восторгом. И Ванюшка, рассердившись на всех и прежде всего на зловредную Фроську, вместе с Купчиком удалился на двор Моторного дома, где у него тоже установились приятельские отношения с гужеедами.
Крупные события происходили в жизни Ванюшки. На днях дед собрался и уехал один в деревню. Мать продолжала посменно работать, и часто ночевать Ванюшке приходилось одному. С Фроськой он заставлял себя не встречаться и теперь все чаще поглядывал на свою соседку, смешливую голубоглазую толстушку Маринку Королеву. Ванюшка все более убеждался, что Королева нисколько не хуже Фроськи. Правда, она тоже франтиха и модница, но характер у нее мягче, и дружить она с Ванюшкой, очевидно, тоже не возражает. Если бы он смог переселиться к соседям, то Фроська была бы окончательно позабыта.
На дворе Моторного дома весело сияло июньское солнышко. Воробьи сидели на заборе, нахохлившись, от жары широко раскрывая свои клювы. Ванюшка и Купчик оживленно беседовали с Королевой и ее подружками. Ванюшка рассказывал, как прошлым летом в деревне он чуть не заблудился в лесу, а Королева гадала. Разложив на брусчатой плите старые, растрепанные карты и лукаво поглядывая на Ванюшку, она определяла его будущую судьбу.
— Ждут тебя неприятности от пиковой дамы, — тоненьким голоском предвещала Королева. — Вот видишь червонный валет? Ждут тебя большие-пребольшие хлопоты.
Ванюшка, кончив рассказывать, с глубокомысленным видом слушал, с тревогой поглядывая на зловредную пиковую даму. В общем, ничего хорошего в будущем ему не предвиделось. А хлопот и так, без валета, полон рот. Он не подозревал, что в это время сзади стояла Фроська, которая почему-то забрела сюда вслед за Ванюшкой.
Увидав скобарей в компании одних гужеедих, Фроська не могла остаться спокойной. Ванюшку она по-прежнему считала своей собственностью. Стояла Фроська с гордым, вызывающим видом перед Королевой, уперев руки в бока, и с сознанием своего превосходства глядела на нее. Ждала подходящего момента, чтобы унизить соперницу.
Когда Маринка, кончив гадать, убрала
— Пошли домой! — властно приказала она, недобро поглядывая на Маринку.
— Не пойдем, — решительно за себя и за своего друга Купчика ответил Ванюшка.
— Как это не пойдете? — опешила Фроська.
— Так и не пойдем. — Ванюшка отвечал спокойно, однако не поднимая глаз. Он знал, что если посмотрит ей в глаза, то Фроська неминуемо возьмет верх.
— Тебя Царь зовет, — схитрила Фроська.
— Подождет, — по-прежнему спокойно отвечал Ванюшка.
Гужеедихи уже хихикали, с любопытством ожидая, чем же кончится разговор.
Потерпев поражение, рассерженная Фроська, гордо вскинув голову, удалилась со своими подружками. Левка Купчик недоброжелательно посмотрел ей вслед, затем с жалостью — на своего друга.
— Фроська теперича загрызет тебя.
— Пускай. — Ванюшка пожал плечами, а взглянув на Королеву, добавил: — Я тоже могу... рассердиться на нее.
— А ты рассердись, — сразу же оживившись, посоветовала Королева. — Ты плюнь на нее.
Ванюшка, насупившись, молчал.
— Погадать тебе еще? — ласково предложила Маринка.
— Не-е, — Ванюшка отрицательно замотал стриженной под ежик головой.
Он уже знал и без Королевы, кто была пиковая дама, от которой никаких радостей ему не предвиделось.
Он было порывался уйти домой, но Королева и не думала отпускать его. Обладала она такой же властью над мальчишками, как и Фроська.
Беседа на дворе Моторного дома продолжалась. Но когда Ванюшка возвратился домой, его, как и предвещал Левка, у подъезда встретила Фроська. Глаза у нее были злые. Губы крепко сжаты.
— Ты что, — спросила она, — к чужакам переметнулся?
— Никуда я не переметнулся, — ответил он, повертываясь к Фроське спиной.
И Ванюшка, не взглянув на Фроську, ушел бы, если бы Фроська не догнала и не стала перед ним лицом к лицу, как стена перед стеной. Рассерженные глаза у Фроськи сверкали, пухлые губы вздрагивали.
Ванюшка вдруг совершенно успокоился и уже смело взглянул Фроське в глаза.
— Ты меня не позорь, — предупредил он. — Я тебе не Царь и не брат. Дружить ты со мной не дружишь, а только... — ресницы у Ванюшки дрогнули, — а только мытаришь.
— Как же это я не дружу? — растерялась Фроська.
— С Царем ты дружишь! — Ванюшка с отчаянной храбростью сразу выложил ей в глаза все свои обиды. Тот разговор, к которому он так стремился, наконец состоялся.
Высказав все, Ванюшка сунул руки в карманы, опустил голову и ушел. Фроська молча проводила его долгим, пристальным взглядом. Она чуточку побледнела. Было ей так, немножко, жалко своего друга...
У ворот Ванюшка встретил Серегу Копейку, который вывел на двор своего заболевшего отца подышать воздухом. Отец Сереги работал на ситценабивной фабрике «Лютча и Чешера» в красильном отделении и теперь угасал. По словам Сереги, краска у отца съела легкие. Он то и дело кашлял с кровью. Возле него толпились малыши — сестренки и братишки Сереги. Ванюшка только вздохнул, понимая, как тяжело теперь Сереге живется, и свои горести разом померкли.