Ребята Скобского дворца (Военная проза)
Шрифт:
— П-партия ребят-пролетариев, — предложил он.
Не сразу, но с Царем согласились.
— Я одобряю, — громогласно с важным видом сообщил Цветок.
— А что мы будем делать? — раздались голоса.
Царь молчал. Ребята посмотрели на Цветка, но тот тоже молчал.
— Надо обмозговать, — признался наконец он, пожимая плечами.
— А ты обмозгуй, — предложил Царь, зная, что никто так не умеет фантазировать, как Цветок.
Минут десять митинг приглушенно шумел, а Цветок, не подавая признаков жизни, склонившись головой на локти, сидел на камне и думал.
Все ребята, тихо переговариваясь друг с другом, глядели на него и терпеливо ждали. Десятки замыслов, один невероятнее другого, родились за это время в голове Цветка, но ни за один из них нельзя было уцепиться. Цветок думал...
Ванюшка в это время, расхаживая в стороне, тоже усиленно думал. Как назло, ничего путного и ему в голову не пришло.
Вдруг Цветок вскочил с места и, снова яростно взъерошив волосы, поднял руку, призывая к тишине.
Цветок говорил несвязно, часто повторял свое излюбленное словечко «вот», но все же его речь, бурная и стремительная, увлекла многих слушателей. Ребята слушали и мысленно видели, как все они собираются в один отряд и, развернув свое знамя, нога в ногу идут по Невскому. Идут они и поют свои мальчишеские песни. А впереди попадаются бойскауты... Ребята-пролетарии их разгоняют и отбирают у буржуев барабан... Все мальчишки с окрестных улиц поспешно прячутся в подворотни. А пролетарии идут с пикой в одной руке и с горящим факелом в другой... Забирают они пленных, и слава о них гремит на весь Петроград. Встречает их Керенский и каждому вручает медаль, а может, и Георгиевский крест.
Исчерпав полностью весь запас своей фантазии и красноречия, Цветок наконец замолк. Но зато зашумел весь митинг.
— Записывай... Мы согласны! — сразу же заорали десятки нетерпеливых голосов.
Ванюшка Чайник, опередив других, мигом слетал домой и вернулся с тетрадкой и карандашом в руках. Пока он бегал, возник снова спор: можно ли всех ребят без исключения принимать или по выбору?
— Тебя, Керенский, мы не примем, — начальственным тоном заявил Ванюшке Цветок, едва тот появился.
— Э-это почему же? — заикаясь, спросил он, роняя из рук тетрадку.
— Принять! — зашумели вокруг Ванюшки.
— Ты — Чайник, а не пролетарий! — немедленно разъяснил Цветок.
— Он теперь не Чайник, — раздались голоса, намекая, что Ванюшкин дед уже не хозяин чайной.
— А кто же он? — немедленно спросил Цветок.
На этот вопрос не последовало ответа.
Царь молчал, хотя и был не согласен с Цветком. Несмотря на имевшиеся у Ванюшки Чайника недостатки, Царь все же считал его своим, и отнюдь не буржуем.
— Надо принять, — возвысил свой голос в защиту друга Левка Купчик, протискиваясь вперед.
— Тебя, Милюков, тоже не примем, — пригрозил ему Цветок, поднося к носу кулак.
Царь по-прежнему молчал. Левка Купчик по своему положению мог считаться буржуем. Но все же Левка, простой, бесхитростный, был скобарь, и Царь порой благоволил к нему.
— Записывай... — торопила Ванюшку Дунечка Пузина.
Раздались голоса, что девчонок в новую организацию не следует принимать.
— И меня? — сразу же потемнев, угрожающе спросила Фроська.
— А ты что за цаца? — спросили из задних рядов недоброжелатели.
— И тебя, — с железным мужеством подтвердил Цветок, не решаясь, однако, взглянуть Фроське в глаза. Сказал и сразу же пожалел. «Ну и язык у меня!» — горестно подумал он, прикрывая ладонью рот. Теперь, когда речь зашла о девчонках и, в частности, о Фроське, Царь не мог уже молчать. Он спрыгнул с забора, на котором сидел.
— Ша-а! — поднял руку, призывая к тишине.
Шум и гвалт немного стихли.
— Р-ребята!.. — зычным голосом закричал он, вклинившись в толпу скобарей, окруживших ярых спорщиков, Цветка и Чайника. — Слушай меня...
Цветок охотно уступил ему, отодвинувшись в сторону. Он уже не только охрип кричавши, но даже сипел, переругавшись со всеми. Царь требовал тишины, он тоже потрясал кулаками.
— Д-дев... — Царь хотел сказать «девчонок», но разом поправился: — Девок надо принять... О-они наши, скобарихи, и иной раз любому скобарю могут... — Он хотел сказать «могут морду набить», но поправился: — Нос утереть...
Царь мельком видел, как Фроська, вспыхнув, выразительно глазами поблагодарила его.
— Н-надо всех принимать...
— Кто хочет — присоединяйся. А не хочет — отходи в сторону. — Царь был краток в своем выступлении; заявив, что теперь равенство и свобода, он замолчал.
Ванюшка снова выдвинулся вперед.
— Ребята-а! Подходи, записываю! — закричал он, прилаживая свою тетрадку к забору.
Под общий шум и гвалт нерпой в списке появилась фамилия Царя.
На ним Ванюшка записал самого себя и стал записывать каждого, кто проявлял крайнее нетерпение и громче других требовал. Фроська попала в список пятой, за ней шла вереница девчонок и мальчишек. Цветок нашел свое место в списке пятнадцатым, после Дунечки Пузиной. Ванюшка сторицей отплатил своему недругу. Список рос. Записывались все, даже восьмилетние скобари. Прослышав про состоявшийся митинг скобарей и принятые на нем решения, на двор Скобского дворца потянулись и гужееды. Собрание уже подходило к концу, когда на двор влетел запыхавшийся, в растерзанной рубашке гонец-гужеед. Под глазом у него красовался здоровенный синяк.
— Ребята-а! — закричал он. — На Большом ваших и наших бьют. Копейку... мордуют...
Сразу же на помощь двинулись два отряда, объединенных в «партию ребят-пролетариев».
Грандиозное сражение на углу Большого проспекта и Косой линии, известное в истории Васильевского острова как «битва пролетариев с буржуями», разгорелось с новой силой, когда к ребятам подоспел Царь с отрядом скобарей. Почти одновременно, но уже с другой стороны, совершив обходный маневр, появился второй отряд, которым совместно командовали Цветок и Ванюшка.
Враги были наголову разбиты. Не помогло им подоспевшее подкрепление из проходивших мимо бойскаутов. Только вмешательство взрослых и милиции позволило «чистоплюям» вернуться в этот день домой живыми.
Выполнив свой товарищеский долг, скобари и гужееды все же понесли серьезные потери, недосчитав в своих рядах Серегу Копейку, Спирьку Орла и Левку Купчика.
Были эти изрядно израненные ребята, как зачинщики, захвачены «чистой» публикой, переданы в руки милиционеров и в растерзанном виде доставлены под конвоем в Василеостровский комиссариат.